Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века (Осповат) - страница 178

Аналогией с Иовом открываются уже упоминавшиеся «Стихи, избранныя из Священного писания» (1763), посвященные опале и возвращению А. П. Бестужева:

<…> можно тебе, любезный читатель, представить сочинителя книжицы сея седми-десяти-летнаго Старика, который высокаго звания будучи в жизни своей, неоднократно перемену щастия дознал, а при самой старости неповинно и изгнание претерпел. Ево непоколебимости в злоключениях духа, ясным описанием может быть книжица сия. Она представя тебе ево в пример, уверит: сколько крепок и неподвижим в нещастии человек, уповающий на бога! Ево возведение с болшею честию на прежнее благополучие ободрит тебя, да и даст тебе узнать, как то небесный отец печется о уповающих на него своих рабах! Нам божия судьбы неизвестны: толко благость ево непреоборимым есть доказательством, что он над всеми, напреклонную на него имеющими надежду, удивленный, яко над праведным Иовом, оказывает свой промысл (Стихи 1763, без паг.).

«Стихи, избранныя из Священного писания…» показательны для придворной моралистики, сближавшей христианскую и политическую добродетель. Так, в книге Э. Ленобля «Светская школа, или Отеческое наставление сыну о обхождении в свете», выходившей в русском переводе С. С. Волчкова в 1761–1764 гг., находим такой диалог между двумя дворянами, Тимагеном и его отцом Аристиппом:

Тимаген

Я почитал терпение за добродетель Християнскую, а вы из него политическую добродетель изволите делать?


Аристипп

Оно по святому Евангелию подлинно Християнская добродетель; в терпении всяких бед, скорбей, и злостей на свете: а во ожидании счастья, и пользы такая политическая добродетель, которая ни состоянию добраго Християнина, ни справедливости честнаго человека отнюдь ни противна <…> (Ленобль 1763, 276).

Право на эти наставления дает Аристиппу жизненный путь, напоминающий об Иове:

Тимаген

<…> все претерпенныя вами беды и не щастии <…> хотя всего имения вас лишили, однакож того спокойства с кротостью души, отнять у вас не могли, которое вас выше всех ваших бед поставя; помогло вам чрез себя и в самом себе, высочайшее и лутчее всего на свете сокровище найти: то есть, спокойство посреди сует и печалей; свет в недрах темницы; вечную славу в глубойчайшем унижении; пищу с содержанием в самой бедности <…>


Аристипп

Все такие милости и дары проистекают от отца светов и всемогущего подателя; которой людьми власно также играет, как они мячом забавляются. Иного взносит, а другова смиряет; и по своей Святой воле унижая, в одно время, непостижимым своим провидением, наказует и милует: для приведения их, к положенному в неизследуемом своем от века совете пределу, или концу (Ленобль 1763, 3–4).