<…> loin d’Elizabeth & de Therese, loin du Monarque, qui leur ressemble, ce qui peut nuire aux progrès des Beaux Arts. <…> L’union des nôtres [princes] présage les plus beaux jours à l’Univers rassuré. Oui, la vertu, qui s’unit, fixe l’espérance par un bohneur toûjours nouveau. Quel est ce bonheur? С’est l’accord d’une industrie reciproque, la circulation des Arts & du travail, le cercle du savoir, qui s’étend, & la sphére des pensées, qui s’augmente.
[<…> прочь от Елизаветы и Терезии, прочь от подобного им монарха все то, что может воспрепятствовать успехам изящных искусств. <…> Союз наших <монархов> предвещает прекраснейшие дни обнадеженному свету. Да, добродетель, соединяясь, неизменно привлекает надежду вечно обновляющимся счастьем. В чем же это счастье? В согласии взаимного усердия, в круговращении искусств и труда, в расширяющейся области знаний и распространяющейся сфере мыслей.] (Faure 1760, 17–18)
Фор сплетает гегемонистскую риторику антипрусской коалиции с апологией «изящных искусств», в расцвете которых он видит знак символического равенства России с сильнейшими державами Европы. Еще А. А. Матвеев, посланный Петром I ко двору «короля-солнца», в своем описании Франции счел нужным отметить, что там «художества больши прочих всех государств европских цветут и всех свободных наук ведения основательное повсегда умножается» (Матвеев 1972, 50). А. П. Маккензи Дуглас, первый после многолетнего перерыва официально признанный представитель Франции в Петербурге, в 1756 г. получил от своего министерства следующее наставление: «La cour de Pétersbourg ne doit point croire qu’on ait pensé en France que l’on ne pouvoit ni connoître, ni récompenser les talents en Russie» ([Петербургский двор не должен думать, будто во Франции считают, что в России не умеют ни признавать, ни вознаграждать таланты] – Recueil 1890, 22; поводом для этого замечания стали затянувшиеся переговоры о переезде в Россию художника Л. Токе). Пути к сближению России и Франции подыскивались в культурной сфере (см.: Berkov 1968, 112–113). Подчиненный Дугласа и Лопиталя шевалье д’Эон, предвосхищая сочинение Фора, в 1756 г. задумывал опубликовать в одном из важнейших французских журналов «L’ Année littéraire» статью об успехах наук и искусств в России вместе с описанием Петербурга, «чтобы угодить ее императорскому величеству» (см.: Éon 2006, 21). В 1760 г. племянник фаворита А. П. Шувалов действительно напечатал в этом журнале «Письмо молодого русского вельможи…» («Lettre d’un jeune Seigneur Russe à M. de ***»), посвященное русской словесности (см.: Берков 1935б, 351–366; Берков 1936, 262–265); в редакторской преамбуле к нему говорилось: «Громадное пространство, разделяющее оба государства, существует как будто только для того, чтобы сблизить гений, остроумие и самое сердце обоих народов» (Берков 1935б, 357). Как отмечает Берков, тезис о «сердечной близости» обоих народов имел непосредственное политическое значение в контексте русско-французских отношений. Русская императрица и ее придворные аффектировали союзническую дружбу с Францией. В 1759 г. Лопиталь сообщал: