De tous les Poëtes c’est l’unique, qui seul puissse former un honnête homme & un galant homme. Car c’est le seul qui enseigne tous les devoirs de la vie civile, & qui apprenne à bien vivre avec soi-même, avec ses égaux, avec ses superieurs. L’ Homme public, l’Homme privé, le Magistrat, le Guerrier, les Sujets, les Rois, en un mot toutes les conditions, tous les âges y trouvent les préceptes les plus importants & les plus nécessaires pour leur état. <…>
[Из всех поэтов он единственный, способный воспитать человека достойного и учтивого. Ибо он один учит всем должностям гражданской жизни и наставляет хорошему обхождению с самим собой, с равными, с вышестоящими. Человек общественный, человек частный, чиновник, воин, подданные и владыки – одним словом, все состояния и возрасты обретут здесь наставления важнейшие и необходимые в их положении. <…>] (Horace 1727а, LVI)
И. С. Барков, выпустивший в 1763 г. русский перевод «Сатир» Горация, так объяснял замысел первой из них:
Приписал он сию сатиру Меценату, своему благодетелю, и весьма знатному мужу в римской республике <…> в том рассуждении, что как вельможи управляя гражданами должны воздерживать их от злых нравов, так и сами от пороков всячески удаляться долженствуют (Барков 2004, 57).
В собственных сатирах Кантемир также говорил от имени «монархической нормы». Цитировавшаяся выше II сатира, по словам З. И. Гершковича, «выступает на защиту петровской табели о рангах и лежащего в ее основе принципа предпочтения личных заслуг перед одною древностью рода, смело ополчается против спеси, паразитизма и эгоистического своекорыстия тех дворян, чьи нравы „ни отечеству добры, ни в людях приятны“» (Кантемир 1956, 446; см. также: Щеглов 2004, 104–105, 107, 355). В то же время, как хорошо видно по этому резюмирующему описанию, в средоточии сатирического жанра находится проблема сословного самоопределения дворянства.
Уже в I сатире «На хулящих учение» (1729), скандальном дебюте Кантемира в роли скрывавшего свое авторство памфлетиста, речь идет – «от противного» – о том, что «прилично <…> дворянину» (Кантемир 1956, 363). II сатира, «На зависть и гордость дворян злонравных», представляет собой сжатый свод послепетровской дворянской морали, в основе которой лежала идея о необходимости и незыблемости сословных привилегий. В примечании к ранней редакции говорится: «<…> благородные обычайно большие имения и владения в государстве имеют и потому с большим усердием и от внешних неприятелей защищают и внутренней того пользы ищут» (Там же, 507). В самой сатире содержится этическое оправдание иерархического общественного порядка: