– Привет, проказник. Ты хорошо себя вел?
Ее голос был настолько теплым, нежным, настолько знакомым, что грудь Анатоля сдавила боль.
– Да, – сказал радостно малыш, – мы рисовали. Пойдем, я покажу тебе.
– Конечно, милый, чуть позже, – услышал он ее голос, такой же мягкий, каким он помнил его с тех пор, как они были вместе.
Тут мальчик вопросительно перевел взгляд на Анатоля, стоящего в дверях.
– Привет, – сказал он звонко.
Его живые пытливые глаза смотрели прямо на Анатоля, ждали ответа.
Но тот не мог сказать ни слова.
«Боже, у нее есть сын».
Он перевел вопросительный взгляд от мальчика с черными как смоль волосами и темными глазами на его мать. Он был поражен, и даже больше.
Что‑то шевельнулось в его душе, какие‑то чувства проявили себя. Он не мог описать это.
– Я не знал, – сказал он дрожащим голосом.
Ему показалось, что она крепче сжала руку ребенка. Лицо ее снова приняло холодное, замкнутое выражение, совершенно не похожее на то, с какой любовью она обращалась с малышом:
– Откуда тебе было знать? Это Ники, – пояснила она, переводя взгляд на сына, – Ники, это твой… – Она запнулась.
На секунду Анатолю показалось, что она просто не в состоянии произнести это слово.
Он первым нашелся и закончил ее предложение, определив, кем он юридически приходится мальчику.
– Твой двоюродный брат.
Ники с пущим любопытством посмотрел на него:
– Ты пришел поиграть со мной?
Его няня и мать тут же вмешались.
– Нет, Ники, не все, кто приходит в наш дом, хотят с тобой играть, – напомнила ему няня.
Ее голос звучал ласково, но твердо, как будто она повторяла это каждый день.
– Милый, твой… твой двоюродный брат здесь из‑за нашего бедного деда… – сказала Кристин и тут же пожалела об этом, но была не в том состоянии, чтобы продумывать наперед.
Сейчас силы ее были на исходе, и она не должна была никому ничего доказывать, ни с кем не бороться, просто пережить этот кошмар. Как только Анатоль закроет за собой дверь, она сможет выдохнуть, выплакать накопившиеся переживания, сможет снова стать собой.
– Деда? – переспросил он удивленно.
Его вопрос поразил ее словно пулей. Кристин стояла ни жива ни мертва. Она должна была объяснить, почему назвала Василиса дедом.
Взглянув на сына, Тиа поняла, что совершила еще большую ошибку. Сказать Анатолию, что Василис дед Ники, было еще полбеды, расстроить ребенка – уже совсем другое дело.
Ники скуксился и закричал:
– Где он? Я не хочу, чтобы его не было! Я хочу деду дома!
Сердце Кристин разрывалось. Она присела на корточки рядом с малышом, обняла его и начала утешающе гладить по спинке, мальчик всхлипывал. Она говорила ему, как сильно болел Василис, что сейчас он на небесах и снова здоров и что однажды они встретятся.