Его острейшая нужда — слушать мамочкины советы, прятаться под крыло, быть предметом ее обожания (мужчины требуют, чтобы женщины восторгались тем, от чего самих мужчин воротит, — мужчинами), и, будучи совершенно телесным, он жаждет проводить все время (что не проводит во «внешнем мире», тупо доказывая себе, что он не пассивен), предаваясь истинно животным радостям — поесть, поспать, посрать, отдохнуть и чтобы мама приголубила. Пассивная, пустоголовая Папочкина Дочурка, всегда ждущая одобрения, поглаживания по головке, «уважения» от каждого ходячего ведра с помоями, легко превращается в маму, бездумную обслугу для удовлетворения физических потребностей — чья утешительная рука вечно лежит на усталом обезьяньем лобике, кто подбадривает мелкое самомнение и готов пожалеть ничтожного, — то есть в грелку с сиськами.
Низведение женщин до уровня животных в самой отсталой части общества — в «привилегированном, образованном» среднем классе, отстойнике человечества, где Папочка самый главный, — зашло так далеко, что они кайфуют от родовых мук и в середине двадцатого века в самой развитой стране мира валяются с чавкающими у груди детками. Однако вовсе не ради детишек «эксперты» учат маму, что она должна торчать дома, опустившись до животного состояния, но ради Папочки; сиська — чтобы он мог за нее подержаться; родовые муки — чтобы он получил свой кайф вместо мамы (он полумертв и нуждается в ужасно сильной стимуляции).
У превращения женщины в животное, в мамочку, в мужчину имеются не только практические, но и психологические основания: самец — лишь представитель вида, легко заменяемый на любого другого самца. Мужчина не обладает внутренней индивидуальностью, которая коренится в том, что интригует, увлекает извне, в том, что нравится. Полностью поглощенные собой, способные воспринимать только свое тело и физические ощущения, мужчины различаются лишь степенью и манерой защиты от собственной пассивности и желания быть женщиной.
Женская индивидуальность, чье существование он остро осознает, но не способен ни понять, ни воспринять, ни постичь эмоционально, пугает, беспокоит его, наполняет завистью. Поэтому он отрицает индивидуальность в женщине и по-прежнему определяет людей через его или ее функции и пользу, отводя себе, разумеется, наиглавнейшие функции — врача, президента, ученого, — обретая таким образом если не индивидуальность, то идентичность, и пытается убедить себя и женщин (особенно ему удается убеждать женщин), будто функция женщины — вынашивать и растить детей, а также ублажать, утолять и раздувать эго мужчины; будто ее функция такова, что ее может заменить любая другая женщина. На самом же деле функция женщины — понимать, кайфовать, любить и быть собой, никем не заменимой; мужская же функция — производить сперму. Теперь у нас есть банки спермы.