Засунь себе в задницу! (Соланас) - страница 64

Больные, неразумные мужчины, что пытаются защищаться от собственной мерзости, завидев, как надвигается ОТБРОС, в страхе прижмутся к Большой Маме с Титаническими Теплыми Титьками, но Титьки их не защитят; Большая Мама вцепится в Большого Папочку, а тот будет жаться в углу, наложив в свои могучие штаны. Однако разумные мужчины не станут отбиваться, сопротивляться или неловко суетиться, а просто расслабятся, насладятся зрелищем и поплывут по течению к своей кончине.

(перевод О. Липовской)

3 июня 1968 года скорая помчала тяжелораненого Энди Уорхола с «Фабрики» в больницу, а на столе у телефона, по которому Уорхол разговаривал, когда Валери Соланас выстрелила, остался бумажный пакет. Бурый пакетик, предмет несообразный и неуместный, и три предмета внутри — пистолет, телефонная книжка Валери Соланас и гигиеническая прокладка. Соланас положила пакет на стол, покидая сцену сотворенного ею хаоса. Деликатно, но внятно дисгармоничное содержимое пакета вторило несообразности, что и так витала над Соланас. В тот день ее успел выгнать с «Фабрики» Пол Моррисси (сопродюсер фильмов Уорхола), и Соланас ждала Уорхола снаружи. Когда тот приехал, она вместе с ним зашла на «Фабрику» и там выстрелила. Лето, жара, но Соланас надела водолазку и тренч, как из голливудского шпионского триллера; кроме того, она, против обыкновения, накрасилась. Макияж, тренч и таинственный пакет служили, как логично утверждает Лора Уинкил, «реквизитом сцены убийства» — хотя, должен прибавить, чистая, подлинная кровавость поступка Соланас громко напоминает о том, что убийство было не просто инсценировано. Где-то в зазоре между реквизитом и выстрелами Соланас сконструировала перформанс, совершенно отринувший устои мейнстримного театра и порвавший саму концептуальную ткань авангарда. С этой точки зрения ничтожный, казалось бы, пакет на столе на уорхоловской «Фабрике» играет важную роль — он обозначает, что акт Соланас — не просто расчетливый эстетический перформанс, но перформанс, который, подобно гигиенической прокладке, нарушает приличия, привлекая внимание к фундаментальным женским переживаниям, с позиций публики табуированным и замалчиваемым в авангардных кругах.[7]

Трудно переоценить, до чего далека такая концептуализация покушения на Уорхола от общепринятых интерпретаций — интерпретаций, по большей части основанных на трактовке самого Уорхола, сводившего поступок Соланас к простой попытке использовать его как трамплин к славе. «Не так уж важно прославиться, — впоследствии заявлял Уорхол в «Философии Энди Уорхола». — Не будь я знаменит, в меня бы не стреляли за то, что я Энди Уорхол». Это объяснение — подчинявшее Соланас Уорхолу и его повестке — мигом подхватили мейнстримные СМИ: их вполне устраивало, что Соланас тем самым оказывается продуктом самого Уорхола, предсказуемым плодом морально сомнительной, с их точки зрения, среды, которую Уорхол поощрял.