— Где тебе взять тут воды? Ближе, чем в Дунае, ее нигде нет. Уже не хочешь ли ты в этаком виде закатиться куда-нибудь без спросу?
— Тут поблизости есть корчма для проезжающих. Сейчас мы как раз к ней подъедем. Пока я приведу себя в порядок, господин подпрапорщик успеет выпить рюмочку доброй палинки.
На мгновение Рошко задумался: мысль сама по себе была отнюдь не дурна. Хоть он и не пьяница и под мухой его никто никогда не видал, но он не прочь порой промочить горло глотком палинки. А сейчас тем более: он так настрадался от этой вони с переднего сиденья.
Между тем слева от дороги уже показалась старая, видавшая виды корчма.
Унтер убрал газ и, красиво развернувшись, въехал во двор, обнесенный высоким кирпичным забором. Во дворе стояла лишь повозка с пустыми молочными бидонами, запряженная измотанными лошадьми. Больше никого, да оно и не удивительно: русские отсюда находились всего в трех километрах, на той стороне Дуная, и свободно обстреливали это место.
— Ну что ж, я не против, — проговорил наконец Рошко, пока унтер, сбросив скорость, подъезжал к дверям корчмы. — Если не будешь слишком долго канителиться, получишь рюмочку и ты.
— Покорно благодарю!
«Скорее всего, — подумал Мольнар, — это последние слова, которыми мы друг с другом обмениваемся. Больше года, к тому же ужасно томительного года, мы были вместе, а теперь прощаемся — мое вам почтение! Ты останешься здесь, пешим, без денег, и бейся хоть головой об стену, хоть задницей об землю, хоть повесься! С меня довольно, больше меня уже не облапошишь!»
Мольнар осторожно нажал на тормоз как раз возле самого входа в корчму и, состроив любезную физиономию, обернулся назад, как бы сообщая: «Вот, мол, и приехали!»
Рошко все еще воротил нос, но глаза у него повеселели: мысленно он уже выпивал. Громко посапывая, он потянулся за сумкой с деньгами.
И тут унтер кинулся, как ястреб, и сорвал автомат с шеи подпрапорщика. В первую очередь — обезоружить Рошко. Заодно с автоматом сорвал с подпрапорщика и фуражку, а затем изо всех сил ударил Рошко прикладом в грудь. Тот кулем полетел под ноги понурых лошадей. Падая, он хватался руками за воздух, видимо все еще пытался достать сумку с деньгами.
Унтер, не оглядываясь, бросил автомат в коляску и сразу же дал полный газ. Застонал мотор. Одно мгновение — и мотоцикл вынесся со двора на дорогу. Выскочив на шоссе, Мольнар почти лег грудью на руль и выжал из «зюндаппа» все, на что тот был способен. Так он еще ни разу не мчался, даже когда ему — и не однажды — приходилось драпать от русских.
Теперь как можно дальше от Рошко и как можно скорее! Сейчас важно только это, остальное — чепуха. Правда, ехать надо хоть и быстро, но с умом, чтобы не перевернуться. Все остальное успеется потом. Потом он и пересчитает деньги, и сменит брюки, и вкусит радость освобождения. Только поскорее отсюда, из расположения батальона, где его могут еще узнать. Когда он окажется на территории других частей, ему ничто не будет грозить. Предписание у него отличное: ни одна собака не сможет проверить, куда именно он направился. Даже полевая жандармерия и та не сумеет разобраться, где сейчас какие части находятся. А розыск на него объявят в лучшем случае завтра утром. Это он знает на практике. А до утра он будет черт знает где!