Видя, что Даниэль почему-то не поднимается и даже не шевелится, Габор испуганно уставился на неподвижного товарища, а затем тихо позвал:
— Петер… Товарищ Даниэль!.. — На какое-то мгновение Габор окаменел, а затем вдруг зарыдал, как ребенок, дрожа всем телом. Даже винтовка, на которую он опирался, задрожала мелкой дрожью.
Мы с Бубиком словно по команде бросились к Даниэлю. Бубик перевернул его с живота на спину, а затем растерянно посмотрел на меня. Уголки рта у него опустились, губы задрожали. Бубик стащил с головы шапку.
Пуля попала Даниэлю прямо в лоб, оставив маленькую дырочку, из которой еще медленно текла кровь.
Майор, передав Мишеньке свой автомат, опустился перед Даниэлем на колени, быстро расстегнул ему воротник пальто, рубашку, чтобы пощупать, не бьется ли сердце. Вскоре он встал и тоже снял шапку.
— Умер, — тихо проговорил майор. — Убит…
Шуйом уже не плакал, а лишь смотрел пустым взглядом прямо перед собой.
— Как же это случилось? — растерянно, ни к кому не обращаясь, спросил Козма. — Как это могло случиться?
Я построил людей. Четверо несли на пальто маленького Даниэля. Хмурый Головкин шел рядом со строем. Снег скрипел под ногами.
Голова Петера медленно раскачивалась из стороны в сторону. Широко раскрытые глаза смотрели прямо в небо. На маленьком личике словно застыла робкая улыбка.
Шуйом подошел к Петеру и закрыл ему глаза.
Когда мы свернули на центральную улицу, нам навстречу выбежал кузнец Даниэль, отец Петера: печальная весть уже долетела до него. Из горла кузнеца вырвались хриплые звуки. Он упал на грудь сына и зарыдал:
— Петер… родной ты мой… сыночек…
Бубик, который до сих пор крепился, тоже громко заплакал, вытирая глаза грязным кулаком.
Нам с трудом удалось оторвать старика от тела сына.
Мы медленно шли по центральной улице села, неся маленького Даниэля, худенького черноволосого парнишку, нашего незаметного героя. Вслед за нами шла довольно большая толпа жителей. Старик Даниэль словно прилип к сыну и ничего не замечал вокруг. Нам, по сути дела, приходилось нести и его, так как он с трудом переставлял ноги. Майор Головкин сочувственно пожал ему руку, выражая свое соболезнование, но тот даже не заметил этого.
Когда мы подошли к дому кузнеца, Шуйом зашептал мне на ухо:
— Мать Петера очень больна… Она лежит в задней комнате. Нужно сделать так, чтобы она не увидела сына…
Но, как назло, дверь в комнату, где лежала старушка Даниэль, была открыта настежь. Когда мы проходили мимо, мать Даниэля приподнялась на постели и тут же без чувств упала на подушку.
Вечером следующего дня состоялись похороны Даниэля.