Мишкеи вдруг поймал себя на том, что он сам тоже улыбается. Ему понравился этот крестьянин. Он казался гораздо симпатичнее, чем можно было представить его по хвалебным отзывам председателя. Ведь вот он, Мишкеи, едва увидев Пато, уже готов вместе с ним беззлобно, по-дружески посмеяться над слабостями председателя. В Пато привлекали спокойствие, уверенность, немногословность, за которой угадывался ясный ум, а его мимолетная лучезарная улыбка, казалось, приоткрывала душу. Такая улыбка не оставляла сомнений в том, что этот человек не лишен тонкого и мудрого юмора. Такие люди знают, чего хотят…
Пато взял ручку и с серьезным лицом без колебаний подписал заявление. Председатель достал еще один бланк и обратился к жене Пато:
— Ну а ты, Мариш? Ты тоже надумала?
Даже много недель спустя Мишкеи не переставал удивляться, как он сразу не заметил такую женщину. Может, потому, что фигура Пато, дышавшая буйной, упрямой силой, заполнила собой чуть ли не всю контору, а Мариш почти не было видно из-за спины мужа. Мишкеи даже не удостоил ее внимательным взглядом. Да и что смотреть на немолодую жену пожилого крестьянина? С детских лет знал он многих крестьянок, которые безропотно следовали за своими мужьями. Смысл их жизни заключался в том, чтобы не перечить мужьям, и они осмеливались подавать голос лишь тогда, когда их спрашивали.
Мариш с удивлением взглянула на председателя.
— Я? — изумленно спросила она.
Чуть подавшись вперед, оттянув руками карманы вязаной кофты, она медленно обвела взглядом контору, будто только проснулась. Мишкеи, да и сам председатель интересовали ее, видимо, не больше, чем мебель, стоявшая в конторе: перепачканные чернилами столы, кривоногие стулья и пыльная лампа под потолком…
Председатель засмеялся:
— Ну конечно, ты! — И, сощурившись, посмотрел по сторонам: — Здесь одна Мариш, другой я не вижу!
Насколько Мишкеи стал симпатизировать самому Пато, настолько не понравилась ему его жена. Во-первых, Мишкеи удивило, что Мариш оказалась вовсе не такой уж старой: она была лет на двадцать моложе мужа. Мысленно Мишкеи осудил то, что такая здоровая молодая женщина является женой пятидесятилетнего мужчины!
Мишкеи с ног до головы оглядел женщину, которая застыла от смущения, оказавшись среди мужчин. Мишкеи понял ее смущение и вдруг остро ощутил каждую частицу ее требовательного и бесстыдного тела, переполненного зрелой, манящей женственностью. Мишкеи вдруг показалось, будто серая и прокуренная контора мгновенно наполнилась розовым светом и дурманящим ароматом. Крепкая и стройная фигура Мариш неудержимо влекла к себе. Мишкеи тщетно пытался оторвать от нее взгляд. Ее грудь при каждом вздохе высоко вздымалась, натягивая вязаную кофту, а точеная белая шея гордо поднималась из выреза блузки. Лицо Мариш можно было бы назвать красивым, если бы не какая-то застывшая горестная суровость, чуть ли не жестокость, сковывающая его черты, если бы не тусклый, безучастный взгляд ее карих глаз, похожих на оцепеневших жучков. «Ее муж — это разум, а она — тело, — подумал Мишкеи. — Муж живет осмысленной жизнью, а она только плотской…» И чем больше он сравнивал лица, голоса и движения этой пары, тем больше ему нравился муж и тем неприятнее становилась жена. «Когда они ложатся вечером в постель, — мысленно фантазировал он, — Пато, вытянувшись, долго смотрит в темноту, думая о делах, а эта глупая ненасытная ведьма прижимается к нему своим горячим телом и не дает ему покоя…» Мишкеи охватила злость: «Сказывается холостяцкая жизнь… Показал бы я тебе! Тогда сразу голос прорезался бы, завизжала бы…» Его охватило такое дикое желание тут же разделаться с этой ядреной бабенкой, что он даже скрипнул зубами.