Альберт растерянно потопал к выходу.
— Господин, я сам схожу за дровами, хотя я еще ни разу не спускался в дровяной сарай…
— Давай сначала бумаги и книги! Приноси из соседней комнаты что-нибудь из мелкой мебели. Сожжем ее! Ну, не смотри на меня как баран на новые ворота. Кто поверит, что начальство работает в нетопленой комнате?
Услышав такой приказ, Галфи вздрогнул. На него пришлось даже прикрикнуть, так как, прежде чем сунуть в печь очередную книжку, он сначала зачем-то перелистывал ее.
Очень быстро унтер разжег печку. И когда двое незнакомцев вошли в комнату, в печке весело потрескивал огонь. Как-никак горели сухие ножки от стульев.
Рядовой Фекете доложил Мольнару о том, что унтер-офицер Шухайда привел пленного.
Как только Шухайда появился на пороге, Мольнар ожесточенно покрутил ручку неисправного телефона, а затем, сняв трубку, начал кричать о том, что высланные на задание разведчики должны вернуться в шестнадцать ноль-ноль.
Галфи в этот момент важно восседал за письменным столом, склонившись над какой-то бумагой. Когда же он прочитал ее про себя, то понял, что это была сводка о надое молока, в которой корова Лиска фигурировала под номером восемь и упоминалась восемь раз. Судя по бумагам, господин барон не терял времени попусту. Многочисленные графы сводок, заполненные цифрами, свидетельствовали о состоянии стада и его продуктивности.
Вошедший старший унтер-офицер, дабы обратить на себя внимание, громко кашлянул. Звук при этом получился такой, будто ножницами резали толстую жесть.
Прапорщику волей-неволей пришлось оторваться от бумаг.
— Ну, что там еще? — важно спросил он.
Унтер-офицер сделал два шага вперед и, застыв по стойке «смирно», доложил:
— Господин прапорщик, покорнейше докладываю, старший унтер-офицер двадцатой роты Пал Шухайда доставил дезертира по фамилии Иштван Сийярто!
Если бы Галфи обладал хоть каплей чувства юмора, то непременно бы в душе рассмеялся, так как ситуация оказалась прямо-таки комичной: прибывший унтер-офицер на полном серьезе докладывал, что привел дезертира, чтобы сдать его. Но кому? Другим дезертирам.
Однако прапорщик не умел потешаться над подобными вещами, даже если бы его самого не было среди действующих лиц, а уж когда и он оказался в их числе, то тем более.
Он, как и положено, встал из-за стола и, слушая доклад вошедшего унтера, ломал голову над тем, что именно он должен ответить и как поступить. Дело в том, что за свой короткий срок службы в армии ему еще ни разу не приходилось иметь дело с арестованными. Да если и пришлось бы, то над ним всегда стоял какой-нибудь начальник, над которым тоже был начальник. Короче говоря, такое деликатное дело всегда можно было на кого-то свалить.