Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня.
— Это похоже на тайный мир. Можем ли мы… Мы можем осмотреть его? — Ее любопытство и
радость — бальзам для моей души, которого я никогда не желал.
— Вот для чего мы здесь. — Я снова тяну
ее назад, когда она ныряет в толпу. — Сначала еда. Это мое единственное условие.
Персефона усмехается.
— Да, сэр. — Она приподнимается на цыпочки и целует меня в щеку. — Отведи меня туда, в твое
любимое место, где можно поесть.
Вот оно снова, ощущение того, что я делюсь с этой женщиной частицами себя, которые больше никто не видит. О том, как она ценит и наслаждается частицами меня, которые не являются частью строго Аида, правителем нижнего города, теневым членом Тринадцати. В такие моменты, как этот, она как будто действительно видит меня, и это опьяняет до крайности.
Мы заканчиваем у киоска с шаурмой, и я киваю Дэмиену за прилавком. Он улыбается мне.
— Давно не виделись.
— Привет. — Я подталкиваю Персефону ближе к кабинке. — Дэмиен, это Персефона. Персефона,
это Дэмиен. Его семья продавала шаурму на Олимпе, как долго? Три поколения?
— Пять. — Он смеется. — Хотя, если ты спросишь моего дядю, сейчас ближе к десяти, и, кроме
того, мы можем проследить наши линии до Греции до какого-то главного повара, который обслуживал самого Цезаря.
— Я верю в это. — смеюсь так, как он этого хочет. Мы обменивались подобными репликами
десятки раз, но ему это нравится, так что я более чем счастлив побаловать его.
— Нам два как обычно.
— Сейчас подойду. — Ему требуется несколько минут, чтобы собрать шаурму, и я позволяю себе
наслаждаться тем, как его плавные движения говорят о годах практики. Я до сих пор помню, как приходил сюда подростком и наблюдал, как отец Дэмиена проводит его через процесс принятия заказа и изготовления шаурмы, наблюдая за своим сыном с терпением и любовью, которым я завидовал. У них хорошие отношения, и это было то, что я хотел понежиться на периферии, особенно в те тревожные подростковые годы.
Дэмиен поднимает гироскопы.
— Бесплатно.
— Тебе лучше знать. — Я вытаскиваю наличные из кармана и кладу их на прилавок, игнорируя
его нерешительные протесты. Это тоже мы делаем почти каждый раз, когда я приезжаю. Я принимаю гироскопы и передаю один Персефоне.
— Сюда. — Я веду ее за угол склада туда, где несколько столов и стульев были расставлены и
прислонены к стене. Есть несколько похожих зон отдыха, разбросанных по всему району, так что независимо от того, где ты покупаешь еду, не нужно далеко ходить, чтобы найти место, где можно посидеть и поесть.
Я оглядываюсь и вижу, что Персефона смотрит на меня со странным выражением на лице. Я хмурюсь.