Ему всего тридцать четыре, а одышка как у старичка. Располнеть ему не грозит, он от природы щуплый, но худой – еще не значит здоровый. Я вечно на него ворчу, а он серьезно кивает и поддакивает: да, надо больше двигаться, следить за питанием, высыпаться. Полагаю, эту тактику – скажи «да» и пропусти мимо ушей – он усвоил с детства. Его мать (профессор Крейн с факультета изящных искусств), что называется, особа властная, а отец (профессор Крейн с исторического факультета) даст ей сто очков вперед. Дэниэл ловко управляется с обоими: поддакивает и делает по-своему.
– Есть кофе, – сказала я. – Угощайся.
Дэниэл принес из кухни кружку, пристроился рядом и стал читать работы, заглядывая мне через плечо.
– Такой ужас, что в голове не укладывается, – посетовала я. – Без слез не взглянешь.
Дэниэл кивнул:
– Как всегда. Зачем ты их сама проверяешь? А ассистенты на что?
– А как иначе узнать, все ли поняли студенты?
– А зачем тебе знать, все ли они поняли? Смотри на них как на стадо слонов, бредущее мимо. – Он вяло махнул, будто вслед уходящему стаду.
Это он, конечно, рисуется. О студентах Дэниэл печется точно так же, как я, а то и больше. Он говорит, что я слишком серьезно ко всему отношусь, мол, не стоит их так опекать, пусть сами о себе заботятся. На самом же деле со студентами он нянчится больше меня, только воспринимает это спокойнее.
Я проверяла работы, Дэниэл ходил из угла в угол, потягивал кофе, брал в руки то одно, то другое – повертит и ставит на место. Он «лапальщик», так его называет мать, все-то ему нужно потрогать. Уже много лет она собирает красивые безделушки и вынуждена держать их под замком в стеклянных шкафах, чтобы спасти от «лапанья».
– Это кто, твой родственник?
Я оторвалась от работы. Дэниэл держал в руке фотографию Саймона, я и забыла, что оставила ее на диване.
Я ответила:
– Племянник.
– Есть в нем что-то от той важной старой дамы, что в спальне у тебя висит. От твоей прапрапрапрабабушки.
– Всего одно «пра».
Я вдруг напряглась. Где же я оставила приглашение? С припиской Мэтта: Если хочешь, приезжай не одна. И оно тоже там, с фотографией? Видел ли Дэниэл?
– У вас у всех такие чудесные волосы?
– Подумаешь, светлые, что тут особенного?
Он, должно быть, что-то уловил в моем голосе – глянул на меня с любопытством и отложил фотографию.
– Извини. Просто увидел ее здесь, и бросилось в глаза фамильное сходство.
– Ага, – отвечала я небрежно, – понимаю. Все говорят, что мы похожи.
Так видел он приглашение или нет?
* * *
Дэниэл, кстати, с родителями меня познакомил почти сразу, в первый же месяц. Мы пришли к ним на ужин. Дом у них и впрямь под стать выдающимся ученым – особняк прошлого века, с табличкой на стене, в квартале от университета, под названием Профессорский городок. Всюду картины – подлинники, не репродукции – и скульптуры. Мебель старинная, добротная и блестит по-особому, как будто ее раз в неделю заботливо натирали не меньше ста лет кряду. В той среде, откуда я родом, такую изысканность не одобряют, считают признаком суетности. Но, по-моему, думать так – тоже разновидность высокомерия, и мне их дом показался скорее интересным, чем вычурным.