— Вы знакомы? Рита — журналистка, она собирается написать для «Вечернего бульвара» серию статей о нашем театре. А это одна из старейших актрис нашего театра, Марина Холодова…
— Старейших? — Марина выразительно подняла бровь. — Умеешь ты, Феликс, польстить женщине.
— Ох, Мариночка, прости! — Он виновато поцеловал ей руку. — Голова кругом идет, сам не понимаю, что болтаю. Понимаете, Рита, просто Марина уникальный человек, всю жизнь в нашем театре, скоро тридцать лет уже… Она моя главная опора, ее вся труппа уважает…
— Очень приятно. — Я вежливо улыбнулась. — Понимаю, почему вас уважают, сегодня только вы держались спокойно. Я даже подумала про вас — вот, единственная здравомыслящая женщина… — Я на мгновение запнулась и пояснила: — Простите, не знаю, насколько это ценится среди артистов, но у нас это комплимент.
— Спасибо. — Она вернула мне улыбку. — Для меня это тоже комплимент.
— Вот и хорошо, девочки, я очень рад! Риточка, вам обязательно надо пообщаться с Мариночкой, она вам много интересного сможет рассказать.
Феликс Семенович ушел, а я присела рядом с Мариной.
— Цикл статей про театр — это очень хорошо, — сказала она. — Вы ведь не откажетесь от такой прекрасной идеи из-за этого несчастного происшествия?
— Э-э… видите ли, это не основная моя работа… все зависит от решения моего непосредственного начальства, — не стала обнадеживать я. — А в свете сегодняшних событий, логичнее будет писать статью о смерти Костровой.
— Ой, не надо! Вот, пожалуйста, этого не надо! Хоть и говорят, что нет плохой рекламы, но зачем театру такая слава? Я вас очень прошу, Рита, не надо во всем этом копаться!
Я посмотрела на нее с удивлением:
— Так ведь я не одна в городе. И сообщения о смерти примы губернского театра завтра будут во всех газетах. Извините, Марина, но этой, как вы говорите, рекламы, театру в любом случае не избежать.
— Я понимаю. — Она смотрела на меня строго и печально. — Но хотелось бы как-то минимизировать ущерб. Хотя пока не представляю как. Сплетни, слухи, полиция… все это так ужасно.
— Если найти человека, который отравил Кострову, то все затихнет довольно быстро, — намекнула я. — Вот вы, например, можете предположить, кто это сделал?
Марина слегка напряглась.
— Предположить-то можно все что угодно, но какой в этом смысл? Я не знаю, кто мог бы хотеть смерти Гали. Обычно ищут, кому выгодно, но я просто не представляю… — Она пожала плечами.
— А если это не вопрос материальной выгоды? — сделала я еще одну попытку. — Если она, например, узнала о каком-то неблаговидном поступке и пригрозила, что все расскажет?