— У тебя редкий дар, Мартиса. Последний известный одарённый с твоим талантом — женщина с побережья, родившаяся более четырнадцати столетий назад. Курманы называют таких одарённых бидэ цзиана. Дарители жизни. Эта дарительница жизни встретила свой несчастный конец в объятиях возлюбленного, ворона-мага, который когда-то жил недалеко отсюда.
Мартиса нахмурилась. Шилхара почти слышал, как она мысленно перебирает множество архивов, которые читала и переводила, историю Конклава и перечни с разнообразнейшими талантами одарённых.
— Я никогда не слышала и не читала о… — как ты их назвал? — бидэ цзиана. Священники никогда не рассказывали о них.
— Они легенда и настолько редки, что многие считают их существование мифом. У Конклава никогда не было дарителя жизни, который бы вступил в ряды священников. — Шилхара ухмыльнулся. — А то, что Конклав не знает и не признаёт, — либо выдумка, либо просто не имеет значения.
Он старался говорить ровным тоном, ничем не выдавая растущего смятения в душе.
— Твой дар — не благословение, Мартиса. Не для тебя. Заклинания, которые ты выучила и запомнила, никогда не сработают. — Её потрясённый вздох прервал заявление, но Шилхара продолжил, безжалостный в правде и полный решимости защитить её, независимо от того, как сильно она может пострадать от его честности: — Ты всего лишь сосуд, и ничего более. Источник, которым пользуются маги вроде меня. Твоя сила усиливает магию других.
Губы Мартисы сжались в тонкую линию, глаза потемнели.
— Откуда ты это узнал? — прошептала она.
Она постарела у него на глазах, осунувшись от его слов.
— Обыскал библиотеку. У меня есть несколько фолиантов о чёрной магии. В них говорится о колдунах-воронах, которые поработили бидэ цзиана и питались их силой, как пиявки — кровью. Один из них стал пожирателем душ Ивехвенна.
Мартиса побелела и покачнулась. Шилхара протянул руку, чтобы поддержать её, но она отпрянула от его прикосновения.
Жёсткая как кнут, она зарыла руки в юбку и медленно задышала. Мартиса уставилась в пол, потом на него.
— Меня сейчас стошнит, — решительно заявила она и бросилась мимо него на кухню.
Оставшись в одиночестве в главном зале, Шилхара спрашивал себя, почему ему не хочется праздновать свой триумф над Конклавом и Камбрией в частности. Его шпионка ничего не увидела, что могло бы осудить его как предателя или еретика. А даже если бы вышло наоборот, сейчас это не имело значения. Скверна мог хоть распивать с ним чай на кухне и обсуждать, как они собираются переделать мир по своему усмотрению — начиная с медленных пыток и смерти каждого священника Конклава. Теперь он держал ключ к молчанию Мартисы. Какую бы награду Камбрия ни пообещал за голову Шилхары, маг сомневался, что она стоит того, чтобы пожертвовать своей душой.