По словам Карповой, в седьмом классе Ника вместо сочинения на заданную тему написала стихотворение «Раскиньте крылья, птицы…». А Сергей Витальевич Корюкин, ее учитель по русскому языку, рассказал, что однажды, когда Ника писала сочинение по картине Татьяны Яблонской[40] «Утро», небольшая его часть была в стихах! «К сожалению, я не сохранил это сочинение, – с досадой сказал Корюкин, – но помню, что стихи были о бликах солнца, отраженных от пола. А еще Ника делала сообщение о Лермонтове». Корюкин показал три печатные страницы (очевидно, работы Карповой), на второй – несколько правок рукой Ники, а на обороте третьей – проставленные Никой даты: 1−5 июня 1841 г.
Наша встреча состоялась в библиотеке средней школы № 12 Ялты, работу в которой Корюкин сочетал с преподавательской деятельностью. Небольшого роста, похожий скорее на завхоза, чем на учителя, с простым неулыбчивым русским лицом, на котором выделялись серые усы, он достал толстую папку с надписью «Ника Турбина» и поочередно показывал ее содержимое, комментируя его. Привожу вкратце все, что услышал: «Ника пришла в школу, как Турбина. Девочка, была тихая, скромная, не заносчивая, по-детски открытая. Так, например, когда в школе повесили стенд к 150-летию Ялты, и завуч спросила у меня, кого бы я рекомендовал поставить на дежурство возле него, стоявшая рядом Ника тут же спросила: “А можно мне?” Как ученица, письменные работы выполняла без желания, к тому же за ее спиной стояли две женщины (директор школы и классный руководитель. – А.Р.) С ее мамой было невозможно говорить, она очень сложный человек. Нике было трудно учиться, потому что у нас специализированная английская школа, и, когда она сюда пришла, у нее появилось много новых предметов». Единственный вопрос, который задал мне Корюкин: «Кто отец Ники?»
И снова предоставим слово Карповой: «Ника, когда училась в седьмом классе, как-то сказала: “Бабушка, мне понравился один мальчик на танцах, я хочу, чтобы ты на него посмотрела”. Мы пошли к танцплощадке, находившейся далеко за гостиницей “Ореанда”, и через просвет в заборе я наблюдала, как Ника подошла к маленькому, худенькому, беленькому мальчику, и они начали танцевать. И три последующие субботы я ходила с ней туда. Еще в Ялте она дружила с Борисом, он был полудебил. Дружила с ним, как с девочкой, говорила: “Я Спартак! Я сражаюсь, как Спартак!”. Два года у нее была такая идея фикс. Разве это не странно?» Судя по его виду и речи, он полностью оправдывает мнение Карповой о нем. В телефонном разговоре перед Новым, 2014 годом она мне сказала: «Недавно заходил ко мне ее друг детства Борис. Он какой-то дебиловатый. Нике нравились идиоты, дебилы. Она их приводила домой. У нее самой был какой-то не ярко выраженный дебилизм и необычные поступки. Нормальный человек так не поступает. Ей нравилось быть нищей, общаться с нищими. Она жалела бомжей, знакомилась с ними просто на скамейках. Об одном сказала: “Он кандидат наук, потерял работу и квартиру, в этом виновато государство”. Даже после ее смерти под видом соболезнования приходили к нам бомжи, чтобы выпить».