– И от бабы твоей с девками не убудет, – осклабился молодой, с редкой еще бороденкой.
Старший только хмыкнул и одобрительно кивнул. Инициатива ему явно понравилась. Последние дни как-то не задались, так отчего бы и не поразвлечься немного. Опять же кто знает, быть может, последний раз в жизни. Третий, средний по возрасту, глумливо хохотнул и помял свой уд, показывая, что он совсем не против такого десерта.
Крестьянин расставил руки в стремлении прикрыть собой семью – вполне еще молодую жену, двух дочерей четырнадцати и тринадцати лет, троих сыновей помладше, да мальчика с девочкой, отданных ему на воспитание. Приблизившись к хозяину подворья, молодой одарил его открытой улыбкой и, все так же улыбаясь, сунул в душу кулак в перчатке с железными пластинами. Молод, но крепок, и удар поставлен хорошо. Мужик переломился, задохнувшись, и, не в состоянии не то что застонать, но даже вздохнуть, упал на землю, засучив ногами.
Бросившаяся было на защиту жена осела, получив удар в скулу. Пластина рассекла кожу, и брызнула алая кровь. Баба закатила глаза и рухнула на землю, покрытую тонким слоем истоптанного сена. Молодой же с глумливым хохотом схватил девочек-подростков.
Хык!
Его смех резко оборвался. Воин замер, выпучив глаза и забыв, как дышать. В уголке его губ появилась струйка крови. Что в общем-то неудивительно, учитывая дротик, вонзившийся ему в спину. Вместе с ним начал оседать и второй воин, точно с таким же гостинцем в спине.
Старший сориентировался мгновенно. Определил, откуда именно последовала атака, и поспешил укрыться за углом избы.
– Трево-ога-а! Вра-аг! – выкрикнул он, изготавливаясь к бою.
Вообще-то следовало бы начать с этого ублюдка. Все указывало на то, что он наиболее опытный. Но он стоял слишком уж неудобно, прикрытый этим самым углом дома и другим воином. Будь даже у Михаила три руки, его все одно пришлось бы оставлять на потом. Конечно, можно попробовать обойти, занимая более удобную позицию. Но тут уж слишком большой риск быть обнаруженным.
Опыт, как и половое бессилие, приходит с годами. Только молодой и горячий рвется в бой, толком не разобравшись, что, собственно, происходит. А еще может посчитать предосудительным отступление или призыв о помощи. Впрочем, такие в основном долго и не живут. Вот этому уже перевалило за четвертый десяток, а дожить до таких лет при его ремесле с молодой горячностью не получится.
Поэтому он предпочел спастись и поднять тревогу, предупреждая об опасности остальных товарищей. Ну и надеясь, что те придут к нему на помощь. Не хорониться же им теперь от каждого шороха.