— Тут ты молодцом. Вот только скажи мне, Пётр Васильевич, с чего это ты, серьёзный мужик, из-за незнакомой девицы на такие приключения сподобился? Кто она такая?
— Не в ней дело, — мотнул головой Нечипорюк, — Чжан этот… Тут как-бы сказать-то правильно? Я же в казаки ещё безусым юнцом ушёл. Так что офицера издали вижу, как ты его не обряди. По походке, ухваткам, взгляду, а тут ещё десятники его перед ним так тянулись, что любому с понятием сразу ясно, что полковником он был, никак не меньше. А раз полковник ради неё погиб, да ещё свой отряд положил, значит стоила она того.
— Возможно, вполне возможно, — побарабанил я пальцами по столу, — Только как ты мне с ней общаться прикажешь, если я даже не представляю, на каком языке они там у себя в Маньчжурии разговаривают?
— Так балакает девка по-русски! Как стало понятно, что от погони мы оторвались, она в кустики попросилась.
— Что ещё говорила?
— Да какое там говорила… — махнул рукой сотник, — Вернулась, и тут же заснула, даже дверь не закрыв. Так и спит до сих пор, как убитая, словно трое суток перед этим не спавши. И даже тряска зубодробительная ей нипочём.
— Разбудить-то сможешь? — спросил я, взглянув на часы.
До встречи с флотскими сорок минут осталось. Может успею разобраться, что за подарок нам маньчжуры подкинули.
— Попробую, — поднялся с места Нечипорюк.
— И парней своих прихвати. Распоряжусь, чтобы их покормили, — крикнул я вдогонку.
Война войной, а сытно поесть — для солдата наипервейшее дело.
Нечипорюк привёл девочку за руку. Зарёванную, с опухшим лицом и размазанной по щекам дорожной пылью. Одета она была не понять, как. Из-под слишком большой для неё куртки, наподобие солдатской, выглядывал подол длинного серого платья и какие-то штаны странного покроя, сшитые чуть ли не из мешковины.
— Присаживайся, красавица. Кушать хочешь? — с жалостью посмотрел я на девчонку, выглядящую по меньшей мере неуместно среди дорогой обстановки губернского особняка.
— Спасибо. Хочу, — довольно чисто произнесла девочка и робко присела на краешек стула.
— Сейчас попросим, чтобы нам что-нибудь принесли, а ты скажи пока, как тебя зовут?
— Ляо Мин, — ещё ниже опустила девчушка голову, и горько добавила, — Просто Ляо Мин.
— Чем же ты так китайцам досадила, что они такую погоню организовали?
— Киданьского посланника убила, — шмыгнув носом, ответила юная убийца.
— И чем он тебе не угодил?
— Поймал меня внезапно, и потребовал, чтобы я ему гостеприимство оказала.
— У вас за это убивают?
— Меня же в селении чжурчжэней спрятали, — подняв голову от стола, недобро посмотрела на меня наша гостья, но заметив, что я затряс головой, показывая, что не понимаю, вздохнула и продолжила, — У них по обычаям принято под гостей жён, сестёр или дочерей подкладывать. Там, где я жила, некоторые девочки с десяти — одиннадцати лет гостей начинают обслуживать, а когда в четырнадцать лет они замуж выходят, то кидань тоже может её выбрать, и тогда муж к соседям ночевать уходит. А про того киданя, которого я убила, больно уж среди девушек слухи плохие ходили. Он за пятнадцатью деревнями смотрел, и везде свои руки распускал. Шаловливые они у него были. Так и норовил их засунуть, куда не надо. Напоит девку опиумной настойкой, маслом руки смажет и шалит. Девушки, после его визита, дня по три отлеживались, а самые мелкие, которых он слишком сильно порвал, иногда умирали. Все про это знали, но отказывать ему боялись ещё больше, надеясь, что у них всё обойдётся.