Он смеялся жиденьким, хуесосовским, хохотком.
— Кто полетит? — спросил Зе, куря с аппетитом.
— Да, там разные. То роботы, то еще летает там херня.
— Мочат?
— Мочат.
— А сколько уровней?
— Дофига. — ответил он зайчиковым тоном. — Лариска вчера компьютер у меня забрала, говорит — иди спать. А сама села играть в «шарики». Играл?
— Не а.
— Ну, как же? Ну, еще заходишь в «игры»…
— Не, не знаю.
— Да ладно.
— Да честно.
— Ну вот, прикинь. Я сплю, а она играет. Так я проснусь, а она играет. До четырех часов утра играла. Я уже проснулся, покурил, а она — прикинь, сволочь, говорит — ты мол, чо куришь? Я говорю — да утро уже. А она мне — тем более. Я говорю — Лариска, ложись спать. Короче, я ее уложил еле еле. Компьютер ведь в моей комнате стоит. А потом она мамику заложила, что я курю. Мне раньше можно было курить, и даже папик курил. А потом Мамик сказала, что мне можно курить только до девяти часов вечера. А после девяти мне курить нельзя. Я думал, Лариска не скажет, что я курил, а она сказала. И как треснет меня по голове! Я хотел ей сам треснуть, а она увернулась, а потом вдруг поворачивается и передает мне бутерброд. И говори — ешь! Ешь! А я тут достаю из под подушки конфету, и ей сую. И говорю — ешь! А она поняла, что кто-то из нас будет первым, кто другого покормит, и говорит — ешь! А я ей говорю — ешь! И протягиваю конфету. А она говорит — ешь! И сует мне бутерброд в рот. А я сую ей в рот конфету.
— А что за компьютер? — спросил Юрий отвлеченно, с неким пренебрежительным негативом.
— Ну этот. Как его. «Пентиум».
— Что за «пентиум?»
— 133-й.
— А.
— Чо, классный?
— Да, пойдет.
— Говорят, что старый. Сосед у меня его брал на ремонт. У меня тогда жесткий диск посыпался. Ну, он вообще, соображает.
— Специалист, что ли?
— Да. Но он вообще на железной дороге работает.
— Предохранители меняет?
— Не знаю. У него тоже есть компьютер. Ну, он посмотрел, сказал, что жесткий диск посыпался, и что единственный вариант — это обрезать его.
— Как обрезать?
— Ну, ножницами обыкновенными.
— Ножницами?
— Ну да. Он взял, обрезал. Осталось 600.
— Чего 600?
— Ну. Этих. Как его…. Килобит.
— А…
— Ну да.
— А сколько было?
— Не помню. Кажется, четыре и три.
— А. А что за Windows стоял.
— 95-й.
— А 98-й не пробовал ставить?
— Зачем? Он же жь говно.
— Почему говно?
— А многие говорили. У Лариски человек на работе работает, он говорит, что 95-й лучше всего.
— А.
Принесли гитару. Зе стал разогревать голос. Он не на шутку гэкал, что подтверждало его истинную кубанность, но никто не обращал на это внимание. В нашей толпе мы не уставали повторять, что Зе — настоящий вокал. (Впрочем, так же, как и бокал, что иногда — одно и то же). У нас был свой неповторимый репертуар, для многих незнакомый.