Ага, щас! Спорить начали сразу, как только я принялся объяснять им свой план. Больше часа пришлось потратить на то, чтобы опять по третьему-пятому кругу рассказать сгорающим от любопытства красавицам, что такое, по моему мнению, есть барьер и почему его надо ломать втроём, а не поодиночке. Тогда-то, кстати, у меня и зародились сомнения, что с их совместным признанием всё не так гладко.
Ну, а как по другому-то? Одна видит сны о реальном прошлом, другая — о наиболее вероятном будущем, и обе о своих снах ничего конкретного не рассказывают. Ограничиваются какими-то туманными намёками и тупо гоняют меня по кругу, как хомяка в пластмассовом пузыре или несчастного мишку на велике по цирковой арене, пока у него язык от усталости набок не свесится. Хотя сами, небось, всё уже между собой выяснили, обговорили и теперь только делают вид, что я это сам всё выдумал, а они тут совершенно не при делах.
Ну да, конечно. Не при делах. Первая хочет управлять моим прошлым, вторая будущим, а я, блин, живу в настоящем и служу для них своего рода барьером, чтобы одно на другое не повлияло, а если и повлияло, то незначительно. Нет уж, мои дорогие, манипулировать я собой не позволю. Любить — любите сколько угодно, хоть вместе, хоть поодиночке, но сделать из меня дурака у вас не получится, как ни пытайтесь…
Дольше всего, кстати, мне пришлось объяснять, почему нам надо лететь на север, а не на юг, запад или восток, и почему цель расположена именно в нашем баронстве, а не в каком-то ещё. Долгие объяснения были вызваны тем, что нужные сведения я почерпнул из допросов мастера Растуса, а обе дамы чувства к нему питали отнюдь не дружеские.
Паорэ провела в поместье барона Асталиса несколько месяцев и провела их вовсе не гостьей, а объектом исследований, и Растус с ней, ясное дело, не церемонился. Анциллу же, когда она попала в руки к южанам, сей господин просто пытал и травил ядами.
Честно сказать, меня прямо-таки подмывало прикончить этого гада самым жестоким и наиболее изощрённым способом. Однако, увы, пришлось наступить на горло собственной песне. Обещание сохранить пленному жизнь, если он честно ответит на все вопросы, надо сдерживать, даже если этот пленный — подонок, каких поискать. Впрочем, поскольку о качестве сохранённой жизни речи не шло, дальнейшее существование могло стать для Растуса весьма и весьма неприятным.
Так или иначе, на все вопросы он отвечал охотно и без специального принуждения. Жаль, правда, покойный Асталис посвящал его не во всё, что задумывал, но в плане информации о барьере этот источник оказался для меня полезнее сотен и тысяч архивных рукописей.