— А стихи?
— Вы ничего странного в них не заметили? — спросил он.
— Перевод имеет не тот размер, какой обычно имеют такие стихи, но при переводе размер не всегда соблюдается. А по-арабски я читать не умею.
— Я не об этом. Меня немного смущает второе четверостишье. Как там? «Покуда правая рука не нанесёт тебе удар…» и что-то там дальше. Может, тут скрыт какой-то намёк? Подсказка, как его можно убить. Но, с другой стороны, любой человек, если он не левша, нанесёт удар правой рукой. И бьют обычно колющими и режущими предметами, среди которых самыми подходящими являются именно клинки.
— «Звездой алмазною клинка», — повторила я. — Вам это ни о чём не напоминает?
— Острая звезда-алмаз
глубину небес пронзая,
вылетела птицей света
из неволи мирозданья.
— Лорка[2], - кивнула я. — Похоже. А ещё что-нибудь?
— Не знаю. Может, имеется в виду какое-то конкретное оружие, какой-нибудь меч с именем «Алмазная звезда». Но я о таком не слышал.
— Я тоже.
Какое-то время прошло в молчании, потом Хок поднялся.
— Вам лучше ещё немного поспать. Если что, я буду в соседней комнате.
— Хорошо, — кивнула я и закрыла глаза.
— Выключить свет, — негромко скомандовал он, и комната погрузилась в темноту.
Через несколько минут я заснула.
Я проснулась рано утром от сильной головной боли. Шея тоже болела и неприятно пульсировала. Выбравшись из постели, я вышла в соседнюю комнату. Хок, сидевший в кресле возле двери, тут же открыл глаза и поднял голову. Вид у него был заспанный.
— Доброе утро, — проговорил он и потянулся. — Заказать завтрак?
— Я лучше поеду домой, — проговорила я и села на диван.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Извините за откровенность, но вид у вас неважный. Может, вызвать врача?
— Я вызову. Из дома.
Он хмуро кивнул.
— Его?
— Кого же ещё… И вообще, Хок, не лезьте в мою личную жизнь. Я же не лезу в вашу.
— Как хотите, — пробормотал он.
Я была совсем не в настроении выслушивать его предостережения. И вообще, с какой стати, он решил, что может вмешиваться в мои отношения с мужчиной, пусть даже таким как Джулиан? Я сердито смотрела на него. Он поднял руки, в знак того, что сдается.
Домой я вернулась достаточно рано. Макс и Терренс ещё нежились в постелях. Я тихонько заползла в свою нору, вяло огрызаясь на приветствие и вопросы Кинга, разделась и забралась под одеяло. Шея болела, и это повергало меня в панику. Моему организму две небольшие царапины не могли нанести вред, с которым он бы не мог справиться сам. Но я вынуждена была констатировать, что чувствую себя хуже, чем ночью. У меня явно поднялась температура, меня мутило и началось недомогание — самое отвратительное болезненное состояние из всех болезненных состояний.