Когда по его расчетам обостренная фантазия разыгралась не на шутку, осторожно взглянул из-под ресниц.
— Я не служу лично тебе, — дрогнувшим голосом отозвался Алишер, — и твоих просьб выполнять не обязан…
— Эту ты выполнишь! — сообщил Аман, как само собой разумеющееся: кто может устоять перед ним! — Я дам тебе…
Рубиновый перстень поиграл на пальце.
— И много еще, господин щедро оделяет меня… — ленивая довольная улыбка.
— Как и ты его, полагаю! — опять злость.
— Конечно, — чуть с высока согласился Аман, добив противника окончательно, — но от тебя потребуется совсем иное!
— Что же?!
— Некое снадобье в питье нашей златовласой жемчужине… — черные очи внезапно насквозь пронзили молодого евнуха, не оставляя сомнений, что имеется в виду.
— Ты сошел с ума?!! — на запястье сомкнулся захват.
— С ума сошел ты… — шелест змеи. — Я видел, как ты на меня смотрел!
— Я скажу старшему…
— А что скажу я?!
Алишер замер.
— Нет!
— Нет? — почти скука. И — воплощенное искушение! — И что мне сейчас помешает…
— Чего ты добиваешься? — иронично.
— Я?! — Амани само простодушие, а ладонь медленно опускается на плечо евнуха и скользит ниже. — Как тебе сказать… А не все равно?
— Все равно… — подтверждает молодой человек, обнимая руки, обвившие его шею.
— Вот видишь, и я прошу совсем немного! — Амани уже стоял, вплотную прижавшись к своей жертве.
— Тебе его не жаль?
— А тебе не жаль упускать такую возможность? — ладонь юноши неумолимо спускалась к паху. — Поверь, я смогу сделать так, что даже ты испытаешь удовольствие в постели!
— Не сомневаюсь! — Алишер перехватил руку ненавистного искусителя в шаге от своего падения. — А ты не подумал, что теперь я сам могу взять то, что ты предлагаешь, и уже ты ничего никому не скажешь…
Аман расхохотался ему в лицо, ловко вывернувшись:
— Вот как?! — язвительно поинтересовался юноша. — Интересно, а Васим знает, что твое копьецо вполне способно поучаствовать в бою?
Он предполагал нечто подобное и, само собой вовсе не намеревался исполнять свое сверхщедрое обещание, уже зная, как избежать угрозы разоблачения. Сейчас же понадеялся, что страх и желание реализовать наконец-то смутное томление плоти, которое осталось кастрату напоминанием о его изначальной природе, что случалось иногда, — лишь усилят друг друга, сыграя как нужно.
— Как думаешь, может быть стоит шепнуть этой разжиревшей макаке, что один из его подручных смеет любоваться на наложников господина отнюдь не в эстетическом плане? — задумчиво проговорил Амани, томно колыхнув ресницами. — Не серди меня и соглашайся!
После недолгого молчания, Алишер взглянул на усладу ночей их общего хозяина уже с ничем неприкрытой ненавистью: