— Извини, Поль, ты ведь никуда не торопишься? Подожди, пожалуйста…
Даже если бы его на самом деле ждала гора непеределанных дел, чтобы отказать на просьбу, высказанную подобным тоном, — нужно иметь изрядное мужество, и вовсе не иметь той самой совести. Равиль смог только кивнуть.
А ждать ему пришлось долго. И чем дольше он ждал, тем больше убеждался, что ему в этом доме делать нечего, независимо от того, ошиблась ли синьора Хедва и ее отец, или даже нет… Да что с ним такое?! Получаса не прошло, а уже готов хвататься за руки, облить слезами плоскую грудь банкирши Бенцони… Разве что матушкой не назвал!
Разумеется, случись что, бить его лицом о зеркало никто не станет, но изо дня в день видеть в глазах тех, кто был так рад тебе, отражение своего клейма? Полно, тебе ли радовались!
А если смолчать, а если плюнуть на правду-истину и просто подыграть тому, что так хотят увидеть в этом доме — сможешь? Не о законах и заветах речь — выучил одни, выучишь и другие. Сможешь пить-есть-спать, улыбаться им, называться чужим именем и не задавиться как-нибудь с утречка…
Ладонь уже лежала на ручке двери, когда неясный шум разделился на голоса:
— …твой отец сошел с ума еще 15 лет назад!
— Как ты можешь, Лейб! Только посмотри на него… он точно такой, каким был Иафет в его годы! А волосы, глаза! — в голосе хозяйки дома прорезались сварливые ноты. — Тебе ли не помнить! Когда ты только и говорил, что о дымчатых очах Ханы и ее кудрях…
— Уймись, женщина! Ты так же безумна, как вся ваша семья Луцатто, и твой отец Менахем!
— Не смей поносить мою семью!
— Я о ней и думаю! И думаю, что Яфет не сказал бы мне спасибо за позор на седины его отца, и за такого сына, который без всякого понятия о грехе совокупляется с мужчинами!
Повисшая тишина была отрезвляющей. Равиль спокойно вышел, удачно разминувшись со спорившими на лестнице хозяевами: он услышал достаточно!
Юноша не жалел, что не стал дожидаться возвращения Хедвы: к чему? Увидеть как радушие сменится отвращением? Можно много рассуждать о гордости и насколько она уместна, когда кроме нее, собственно, ничего нет, да и с той не знаешь что делать, и не глупость ли несусветная уходить куда глаза глядят из дома, который может оказаться твоим… Но на самом деле гордость никакого отношения к этому поступку не имела.
Равиль честно мог признаться, что просто сбежал, не видя смысла оставаться и выслушивать, как его в очередной раз назовут подстилкой, шлюхой и блядью. Он не услышит для себя ничего нового, тогда зачем лишний травить душу и терпеть очередной ушат дерьма, от которого и без того не получается отмыться, как ни старайся…