И по уши в одеяле.
— Послушай, это не дело! — серьезно заявил молодой человек, вдруг обрывая нежную мелодию, которую выводили его пальцы на струнах верной гитары, и прямо взглянул на Равиля. — Ты выглядишь не просто скверно, а так, что покойник позавидует. Краше в гроб кладут! И насколько я могу судить, лучше тебе не становится…
— Ты прав, — невыразительно согласился юноша, теребя тонкое кружево на манжете: на тряпки Ксавьер не скупился по обыкновению.
Стать лучше ему могло только по одной причине, но к ее воплощению, за 4 дня полной покорности он так и не продвинулся… Уже четыре? Или пять? — Равиль беспомощно растер вечно ноющие виски. Да, он немного потерялся во времени, но в конце концов, считать дни имеет смысл, когда чего-то ждешь.
А ему ждать нечего! — жестокое понимание, но вызрело оно не вчера.
— Знаешь, — между тем с нажимом продолжал Августин, — Айсен о тебе каждый день спрашивает, а его… мм… друг — настоящий гений медицины! Давай я схожу за ним, а?
Воодушевленный идеей молодой человек, неловко замялся.
— Если дело в деньгах, ты не думай! Если даже спросит… или если что-то эдакое надо, — судя по тону, мечтательный служитель муз уже навоображал себе едва ли не новый поход аргонавтов, причем за птичьим молоком самой птицы гамаюн. — Я уверен, что-нибудь придумаем: Кантор само собой поможет, хоть и постебается в волюшку, а Айсен вообще из тех, кто с себя последнюю рубашку снимет. И меценаты у него не жадные — мэтр Керр, мэтр Грие…
Густо осекся в тоже мгновение, как поднял посветлевший взгляд на Равиля:
— Они еще не уехали?!! — агатовые, темно серые глубокие глаза сменили цвет на антрацитово черный из-за расширившихся зрачков.
— И не собираются, — в замешательстве простодушно ляпнул Августин.
После этих слов даже самый заслуженный древний призрак своей бледностью не смог бы сравнится с одним больным юношей! Покрывало под истончившимися пальцами превратилось в ветошь.
— Равиль… — робко окликнул его молодой человек настоящим именем.
— НЕ СМЕЙ! — раздавшийся звук напоминал нечто среднее между шипением сотни змей и последним хрипом умирающего от их укуса. Обессиливший от внезапной мгновенной вспышки, Равиль утонул в подушках, сравнявшись цветом лица со свежими белоснежными наволочками.
— НЕ ВЗДУМАЙ! Никого из них не вздумай сюда звать!!! Ни «синеглазку», ни лекаря его… — юноша впился ногтями до крови в протянутую руку ошеломленного Густо, отчаянно и исступленно пытаясь донести хоть до кого-нибудь свои страхи. — И говорить не смей, куда, к кому ходишь! Они один раз от церковников вырвались, чтобы теперь из за меня паскуда…