Вчера незадолго до двенадцати поступила информация о г[ермано] – советском пакте о ненападении. Несмотря на все отвращение к дневникам, я хочу зафиксировать свое первое впечатление.
В первую очередь: осознание разрядки внешнепол[итического] положения: ушла угроза со стороны русс[кой] авиации в г[ермано] – пол[ьском] конфликте, свобода действий на Балтийском море, поставки сырья и т. д.
Однако: поездка нашего министра в Москву – это моральное унижение с учетом нашей 20–летней борьбы, наших съездов партии, ситуации в Испании. Просьбы англичан и французов сами по себе не были столь скверны, поскольку они никогда не отождествляли Советское правительство с Третьим Интернационалом, о котором мы на протяжении 20 лет говорили как о еврейских преступниках. Фюрер 4 года назад в моем присутствии заметил одному иностранцу (Гога?): он не может идти вместе с Москвой, ибо невозможно запрещать н[емецкому] народу красть и в то же время водить дружбу с ворами. Риббентроп ничего не почувствует, так как он, кроме ненависти к Англии, не имеет политических убеждений.
Первое чувство, несомненно, преобладает в народе ввиду угрожающе сужающегося кольца окружения. Это здоровое чувство коллективного самоутверждения; у старых соратников, как и у меня, вероятно, даст о себе знать и второе чувство.
Советы, как поговаривают, уже планируют отправить делегацию для участия в Нюрнбергском съезде. Ввиду сложившейся ситуации фюреру придется развернуться на 180 градусов, и последствия этого поворота будут весьма далекоидущими.
Несколько месяцев назад я разговаривал с Герингом о возможном повороте событий: речь идет о жизни Г[ермании], и потому приходится рассматривать даже временный союз с Москвой. В том числе: новый передел Польши. Понадобится осторожность, чтобы после консультаций Советы не отпрянули назад, не оставили нас с носом, не выставили бы перед всем миром просителями и заключили бы союз с противоположной стороной.
То, что сейчас происходит, будет в силу необходимости продолжено.
Наша пресса – распоряжение М[инистерства] и[ностранных] д[ел] – утратила всякое достоинство. Можно было бы обосновать примирение государств потребностью в экономическом обмене: но сегодня они вздыхают об имеющей свою традицию дружбе н[емцев] с русским народом. Словно наша борьба с Москвой была недоразумением и большевики являются истинными русскими с советскими евреями во главе. Такой поворот более, чем постыден.
В Москве сообщение было преподнесено в несколько иной форме: согласно ему, принято решение о заключении пакта о ненападении, переговоры же займут определенное время.