Перед едой, когда нам пришлось немного подождать, он позвал своего мл[адшего] сына спуститься вниз перед дневным сном, говорил с ним, попросил сделать гимнастические упражнения. Этот повышенный интерес бросился мне в глаза – позднее он показался понятным: он хотел одновременно попрощаться со своим «карапузом», который теперь всю жизнь будет сносить последствия поступка своего отца.
В час дня с небольшим я попрощался – Гесс пожелал мне успеха в выполнении моего поручения.
Вечером в воскресенье я услышал первое сообщение по радио. Оно прозвучало для нас как удар грома, и мы пытались объяснить себе, что же произошло. Я сказал себе: судя по выбранным формулировкам, случилось что-то дрянное. Но я подумал: да, Гесс страдал от тяжелых депрессий, практических дел у него было немного, руководящая роль в партии выскользнула из его рук, он чувствовал, что его должность ему не по плечу. Возможно, он написал фюреру, что так как тот в нем больше не нуждается, не прислушивается к нему в деловых вопросах, и это состояние в связи также с его болезнью невыносимо для него, то он садится в самолет, чтобы врезаться в альпийский склон. О том, что мы услышали в понедельник, не думал никто! Это было настолько фантасмагорично, лежало настолько вне политических возможностей, что мы поначалу онемели.
При верности Гесса вариант предательства не принимался во внимание. Ничего не поделаешь, депрессия проявила себя с совершенно неожиданной стороны. Во вторник фюрер приказал зачитать прощальные письма Гесса; Г[есс] готовился к своей «миссии» 5 месяцев! Так тщательно, как зачастую способен лишь одержимый навязчивой идеей. Его письмо проф[ессору] Хаусхоферу[910] и указание на воплощенные наконец «мечты» показало, в насколько ирреальном уже мире жил Гесс. Его тяга к лозоходцам, астрологам, народным целителям и пр. сидела уже настолько глубоко, что стала определять его действия. Я годами пытался ограждать его от астрологии, к сожалению, безуспешно. Фюрер и сам не догадывался, что сделал главного адвоката астрологической дури главой своей канцелярии. Теперь я буду должен сказать ему об этом, ведь Боулеру и его заместителю Хедериху вместо отлупа давались новые задания на книжном поприще – и они немедленно выступили за разрешение одного конфискованного нами астролог[ически] – психопатического изданьица.
Фюрер сам признался, что был как громом поражен при чтении письма Гесса. Ему сразу стало не по себе. Больше всего он опасался, что, хотя англичанам перелет Гесса поначалу ничего не дал, но они тайно сообщили японцам и итальянцам, что фюрер послал Гесса для переговоров о сепаратном мире. При стечении обстоятельств это могло бы развалить весь Тройственный пакт!