Партия выказала единодушие! И этот шок будет преодолен. Гесс пребывает в Англии не как свободный переговорщик, а как пленный Черчилля. Ах, этот Гесс, фантазер не от мира сего, когда-нибудь будущий драматург напишет о нем фантасмагорическую историческую трагикомедию. Сейчас мы должны лишь хладнокровно ждать, каким образом Черчилль после разнообразных деклараций попытается поставить Гесса в качестве пешки на свою шахматную доску. Бедный Рудольф Гесс, я не ожидал того, что вместо тихого ухода в тень этот больной человек выберет такой путь, с чисто спортивной точки зрения смелое предприятие. Однажды он хотел заработать деньги для партии, перелетев через океан в Америку! Сейчас он хочет помочь спасению нордической расы посредством полета в страну Уинстона Черчилля.
Но: партия избавлена от того, чтобы считать одним из руководителей человека, уже, возможно, тяжело больного. Нет худа без добра, если НСДАП достаточно сильна, чтобы остаться твердой и непреклонной.
Последние недели были заполнены совещаниями, кратко отраженными в протоколах и надиктованных мной записях. Но есть и то, что я не могу надиктовать – те мысли и чувства, которые должны заботить меня в течение всей работы над решением восточных вопросов. Освободить немецкий народ на грядущие столетия от чудовищного гнета 170 миллионов, есть ли сегодня более крупная политическая задача! Царская власть могла расширяться беспрепятственно: до Черного моря, на Кавказ, в Туркестан, в Маньчжурию… Пруссакам всегда приходилось наблюдать за этим, ведь Г[ермания] должна была считаться с тем, что если она вдруг захочет стать самостоятельной, на царя внезапно придется смотреть как на врага. Победа во Франции в 1940 году – вот решающий политический фактор грядущих столетий. Следуя суровым национальным интересам, которые пришлось обслуживать такому мелкому человечишке, как Риббентроп, фюрер предотвратил немалое кровопролитие, но их время заканчивается, так как подлинным национальным интересом 1941 года стало м[иро]в[оззрение] – электрический ток истории. Я внутренне радуюсь тому, что не шел на компромиссы. Дисциплине в политике – да! – но от своих книг я не отказывался и там, где мог полагаться на неразглашение, своих взглядов на временную вынужденность [пакта с СССР] не таил.
Как совершенно незадействованное прежде лицо, я стою перед задачей подлинно всемирно – исторического масштаба: на основе концепции создать три государственных образования с населением в 90 миллионов человек, а еще одно государство (Московию – Россию, еще 60 миллионов) всеми политическими средствами развернуть на восток – в будущем это потребует твердой выдержки, в том числе повседневной, износостойких нервов и – увы! – подковерной борьбы с разной мелочевкой в Берлине и окрестностях.