К этому добавляются постоянные курсы о церковной политике или на другие выбранные мной и важные для рейхатемы в моей школе в Далеме. Далее – обучение вермахта, которое сейчас постоянно расширяется. Не менее важная проблема, так как высшее командование пока еще далеко от н[ационал] – с[оциалистической] революции. Здесь помогает мой лекторский корпус Р[ейха]. В кратчайшее время надо было организовать 900 докладов. Таким образом я выступал в Нюрнберге (А[дольф] – Гитлер – плац), Мюнхене (Цирк Кроне), Аугсбурге (Ратхаусплац), Дрездене (Цвингер), Познани, Штутгарте, Дюссельдорфе, Мюнстере, Кёльне (вероятно, последняя речь в Гюрценихе[1091]), Хагене/Дортмунде, Люксембурге, Трире, Веймаре, Франкфурте и т. д. И еще многократно доклады на мировоззренческих праздничных собраниях в Берлине. Многочисленные приемы офицеров, вступительные доклады на учебных курсах и товарищеских вечерах с их участниками. Если добавить к этому восточную работу, ежедневные совещания в партийном ведомстве, изучение документов обеих моих организаций по вечерам, то я вправе сказать, что работы у меня выше головы. Но смысл этого не в излишней хлопотливости, а во внутреннем обустройстве, в представлении величия нашей борьбы, в указании прежде всего на то, что законы войны хотя и требуют от людей многого, но не затрагивают идеал государства. Не должно получиться так, что 200 000 людей приказывают, а 80 миллионов подчиняются. За это мы не сражались. Мы пришли, чтобы руководить н[емецким] народом, а не для того, чтобы владычествовать над ним. То, что отдельные «организаторы» никак не постигнут. Но именно руководства – то и недостает! Фюрер отсутствует, в своей гл[авной] ст[авке] он так загружен военными и внешнепол[итическими] вопросами, о внутренних делах он может получать лишь весьма одностороннюю информацию. О неприятном по возможности не докладывают, и он не хочет ничего менять. Так д[окто]р Г[еббельс] «руководит» самим собой во всех своих отражениях, позволяет звучать негритянской музыке и крутить подлинно – плутократические развлекательные фильмы, снятые столичной киноиндустрией. Он и не способен действовать иначе, он точно таков, как его опусы. Отсутствие изменений здесь партия воспринимает разочарованно и все спрашивают себя, не чувствует ли фюрер попросту физического неприятия левантийских манер д[окто]ра Г[еббельса]. Действительно ли нужно, чтобы была разбита вся посуда, прежде чем что-то произойдет! Почему бы не упредить своевременно?!
В Италии все однажды обанкротившиеся политики заявляют о себе. Все снова желают «полной свободы», хотят вновь основать свои партии, короче говоря, ведут себя, как будто в эти 20 лет ничего не происходило. Правительство Бадольо, похоже, пытается их притормозить; вопрос, насколько это ему удастся в перспективе, – нужно оставить открытым. В конечном счете, только фашизм Муссолини когда – то спас Италию от большевизма. И своими внутриполитическими реформами он тоже оттеснил марксизм. Не обсуждая то, насколько удачно было его правление в деталях, Италия имеет все основания быть благодарной М[уссолини]. Однажды история констатирует это, даже если ей и придется признать, что мускулатура итальянцев оказалась недостаточно крепкой для решения исторических задач. – Фариначчи прибыл в Г[ерманию] в одном костюме, без багажа. По понятным причинам в гл[авной] ст[авке] ф[юрера] хранят молчание и собирают лишь тех, кто напрямую связан с новым положением дел по военной и политической линиям. В Риме подчеркивают конституционную форму кризиса и его разрешения, так как Большой фашистский совет якобы подавляющим большинством голосов выступил за передачу власти.