Клерикал Дон Стурцо[1092] опубликовал данное во Флориде интервью и высказывает «стремление» поскорее вернуться в родную Сицилию. Ненависть к Муссолини у него, протаптывавшего путь марксизму, вполне понятна. Ватикан усердно продолжает подстрекательства. Его радиостанция на испанском языке констатирует: «Власть одного – единственного человека несовместима с народными чаяниями. Папа осуждает тех, кто решается отдать судьбу всей нации в руки одного – единственного человека, который, как и любой другой человек, есть жертва своих страстей, заблуждений и фантазий». Тут господа в Ватикане должны бы еще прибавить: но еще хуже, когда одержимые манией величия хотят приписать право на непогрешимость одному человеку, папе римскому. Кроме того, после таких слов Франко должен четко осознать, что с церковью фалангистскую революцию не удастся довести до победного конца. Собственный испанский папа в Толедо – как мне рассказывал Примо де Ривера – вот единственная возможная цель, чтобы воспрепятствовать нездоровому вмешательству извечных противников любого естественного развития.
Хамская речь Рузвельта против Муссолини показывает всю глубину сегодняшнего американского упадка. Но она показывает и то, что нужно сделать все, чтобы нанести ответный удар. Дело Муссолини при изв[естных] обст[оятельствах] может даже усилить наши позиции – тут ситуация или – или. Но оно понуждает и к самопроверке. То, что у нас слишком многое регламентировано – ясно; то, что порой люди ниже среднего уровня занимаются интеллектуальной цензурой – правда. Только что я прямо уличил партийную проверочную комиссию в притеснении д[окто]ра Г. Гюнтера. То, что у нас берет верх позерство, видит каждый, кто стремится и к твердости формы, и к великодушию. Платон по праву считал театрократию признаком упадка. То, как уже многие годы превозносятся наши киноактеры – признак нездоровья, особенно если сравнить, как при этом обходятся с настоящими интеллектуальными трудами. Критика отсталых интеллектуалов вообще соединена с неуважением к немецким ученым. Так как радость фюреру доставляют скорее люди искусства, чем профессора, наши государственные ведомства с пренебрежением относятся к н[емецкой] науке. То, что здесь возникла – поддерживаемая мной – оппозиция, уловил д[окто]р Г[еббельс], и он, тот, кто главным образом насмехался над «интеллектуалами», попытался и здесь вскочить на подножку и собрал в Гейдельберге всех ректоров университетов. Изначально чтобы в рамках студенческого собрания (!) вручить ученым ордена за заслуги, а когда этому удалось помешать, чтобы произнести «основополагающую» речь. Эта широко разрекламированная речь была по сути бессодержательна, как и все его речи, и содержала по большому счету лишь правильный призыв не игнорировать политические требования современности. Помимо прочего он снова сказал, что если бы н[емецкий] народ знал, чем он обязан ученым и их изобретениям, то он бы «пал на колени», чтобы выразить свою благодарность. Снова цветастые выражения. Как метафора столь же отталкивающе, как и его прежний оборот, мол, мы еще «повесим Черчилля на фалдах его фрака». Как будто мы псы цепные. Кроме того, Г[еббельс]у выдали новый диплом доктора наук