На протяжении лет с великим соседствовало все же немало серой повседневности. Человеческая несостоятельность, мелкие каверзы, злоупотребление доверием с чьей – то стороны и пр. Конечно, и я пережил подобное, но всегда старался выдерживать твердую линию и воспитывать своих сотрудников в этом духе. Но сейчас я получил серьезный удар. Вроде бы не слишком бросающееся в глаза событие показало, как известная из истории модель придворной камарильи беззастенчиво и успешно начала пробивать себе дорогу у нас. Борман, назначенный после отлета Гесса начальником партийной канцелярии – человек практического ума, крепкий и решительный. Энергичное руководство партией после некомпетентности Гесса следовало только приветствовать. Началась проверка того, годится ли Б[орман] для этой роли. Т. е. будет ли он справедливо и нейтрально представлять фюреру все актуальные вопросы во время ежедневных докладов. То, что он повел определенную кадровую политику, к примеру, в вопросах назначения гауляйтеров, чтобы посадить в кресло симпатичных ему людей – по-человечески еще можно понять. Но вскоре проявилось и иное. – Б[орман], который во время борьбы [за власть] не защищал ни одной идеи ни как оратор, ни как писатель, уж не говоря о том, чтобы самому ее измыслить. Он не создал ни одной организации. Ранее он руководил кассой взаимопомощи НСДАП, его жена[1101] – дочь Буха. Он стал у Гесса начальником штаба, часто бывал у фюрера, разбил в Оберзальцберге – к этому у него как у управляющего поместьем способности были – овощные грядки, построил хлев, другие сооружения и, конечно, оказывал фюреру поддержку в каких – то практических вопросах. Фюрер привык к нему и использовал его, если хотел довести свое указание до сведения какого – то р[ейхс]министра или гауляйтера косвенным путем.
И тут Борман оказался у власти, так как никто из получавших от него письмо не был в состоянии различить, идет ли речь о личном приказе фюрера или о желаниях Б[ормана]. Натурой Б[ормана] овладели комплексы: некоторые персоны показались ему чересчур сильными. Среди таковых в первую очередь я. Один случай дал особенную пищу для размышлений. Б[орман] направил свои стопы в м[иро]в[оззренческую] сферу и изложил одному из гауляйтеров н[ационал] – с[оциалистическую] точку зрения на христианство, а затем ощутил потребность разослать это письмо и другим гауляйтерам. Со мной он его не согласовал, хотя это само собой разумелось. Я услышал об этом письме и попросил переслать его мне. Передо мной предстал совершенно несостоятельный, неуклюжий текст, совершенно несовместимый с честью НСДАП (как я позже узнал, его автором был д[окто]р Крюгер