Итак: сначала признание моей концепции от апреля 1941 года: задействовать все народы, особенно украинцев. Буря протеста в г[лавной] с[тавке] ф[юрера] (Кох). С ним заодно Борман. Затем отказ от концепции и тем самым выкорчевывание сильнейшей нерусской силы. То есть отсутствие ясной линии в восточной политике.
Следует предложение подключить В[ласова]. Снова отказ. С 17.11.43 по сей день все просьбы о [личном] докладе отклонены[1199]. После подключения р[ейхс]ф[юрера] СС Власову дается полный ход. После двух лет ожидания! Тогда было возможно действовать по своей воле, сейчас вынужденно. И подготовка к этому: дилетантская, скороспелая. Жертвы, принесенные другими народами, В[ласов] впишет сейчас в русскую конторскую книгу. То, что кавказцы и остальные еще сражаются – просто чудо. Если все они не оправдают ожиданий, виной тому – подход к вопросу, при котором скачки чередуются с волокитой.
О болезненном и возмутительном в личном отношении я напишу позже. Чувства еще слишком свежи. И из-за судьбы рейхаони менее важны. Но образ действий известных господ при фюрере демонстрирует, как сегодня делается политика в Рейхе. Никакого профессионализма, никакого постоянства и никаких знаний, так как для них требуется старание. Я могу лишь надеяться, что несмотря на вс. Рейх не понесет еще большего ущерба, чем он уже понес из-за политических болванов вроде Коха и других ограниченных, но честолюбивых личностей. В любом случае я могу понять Ницше, сошедшего с ума в его мире: он видел грядущее и не мог его изменить.
Итог: на меня попытаются возложить ответственность за прежние неудачи. Как уже говорят с улыбкой, я не мог вести дело Власова, так как Восточное мин[истерство] обрело дурную славу проводника колониальной политики по отношению к России. Об этом наверняка сказали фюреру и добились успеха…
Б[ер]л[ин] – Далем 3.12.[19]44
Вчера я снова поселился на Рейнбабеналлее[1200]. За год мне соорудили временное пристанище. Что – то ушло, и все же чувствуется какая – то домашняя атмосфера. В гостинице нехорошо, оставаться там надолго просто ужасно, прежде всего если не привык вечером писать или концентрироваться на чем-то ином. – Из последних обломков моего дома выудили также остатки моей библиотеки. Все изорвано, измято, повсюду куски цемента и осколки стекол. Сегодня утром я взялся за «Письма из Мюзо». Какой далекий, и все же в чем-то увлекательный мир. Стиль писем Рильке[1201] хорошо обдуман – для будущих читателей. Он хочет снова связать все духовные нити из эпохи до 1918 года, избегая всякого злопыхательства. Он пишет Аннетте Кольб