Заседание гауамтсляйтеров в замке Фогельзанг прошло чрезвычайно успешно и с пользой для присутствующих. Гауамтсляйтеры – не зеленые юнцы, они не раз слушали выступления руководящих представителей движения и имеют возможность сравнивать. Госпожа Шольц – Клинк[440], сама по себе великолепная женщина, совершила, к несчастью, ошибку, возжелав обратиться со своими христианскими проповедями к мужчинам. Реакция не заставила себя ждать – яростное ворчание. – Хороший урок – не следует выходить за рамки того, что называется женской работой. После окончания заседания я говорил с одним сенатором из Данцига; по его мнению, рассуждения Геббельса были «во многом неубедительны». Негативная реакция была вызвана одним из ответов на задаваемые вопросы. Его спросили, почему взносы на трудовой фронт не были снижены. Г[еббельс]: Если бы это было сделано, рабочие стали бы обузой для – рынка продуктов питания!.. Та же пропаганда.
Фюрер высказал в конце замечательную – и ясно сформулированную мысль: монархия и церкви доказали свою несостоятельность. Повсюду: в России, в Г[ермании], в Испании. Да, в своем отвержении расовой гигиены они способствовали развитию [у народов] чувства неполноценности. И если эти животные в Испании сжигают сегодня священников, то делают лишь то, что должны сделать. Но в том, что они стали такими, вина тех сил, которые владели Испанией: это монархия и церковь. Некогда христианство составляло основу общности душевных переживаний [людей]. Но оно было привнесено извне и распалось на множество конфессий. Оно связало самое себя с естественно – научными догмами, которые не имели ничего общего с религией. В результате развития науки церковь встала перед дилеммой – внести коррективы [в учение] либо сохранить верность догме. Она выбрала второе, в результате чего многие от нее отошли. Сегодня она отвергает идеи расовости, но мы им не изменим. «Все церкви и христианство в целом, – сказал фюрер, – не в состоянии одолеть большевизм, сделать это – задача нового мировоззрения».
Соратники по партии говорили мне после: то, что у Розенберга есть четкая линия, мы знали, но ведь высказывания всех прочих часто очень разнятся. Речь фюрера стала блестящим подтверждением правоты Р[озенберга].
Вчера в Кроль – опере[441] я выступал с речью, посвященной мировоззрению и науке. Жесткая декларация в поддержку точных исследований и критика [чистого] познания. Полагаю, речь была хороша.