Такое раскрытие индивидуального бессознательного в духовную целостность с миром почти граничило с мистикой, и принять такой ход мыслей для Фрейда значило пожертвовать ясностью и рационализмом, в коих он видел для себя высшую ценность. Единственной уступкой, которую он сделал для Саломе, стало его согласие с тем, что для женщины подобный нарциссизм, очевидно, более естественное и достижимое состояние. Он шутливо рассказал Лу, как ему довелось побывать под наваждением «спокойного и шутливого шарма настоящего нарциссизма» во время визита забравшейся в окно его офиса грациозной кошечки.
Биографы убеждены, что Лу всегда вызывала у него ассоциацию с чарующей кошачьей самодостаточностью. Примирительно разводя руками, он шутил:
«Великий вопрос, на который нет ответа и на который я не смог ответить, несмотря на тридцатилетний опыт исследования женской души, это вопрос, чего же на самом деле хочет женщина».
Однако этот вопрос ему приходилось решать и в отношении своей дочери Анны. И Фрейд был счастлив их дружбой с Саломе, вспыхнувшей после того, как он пригласил в 1921 году Лу с семьёй в свою венскую квартиру на Бергергассе.
Двадцатишестилетняя Анна и шестидесятилетняя Саломе вместе навещали знакомых Лу и были неразлучны, как две молодые девчонки. Продуктом же совместных обсуждений стала работа о детских мазохистских фантазиях и о связи переживаний боли и любви.
Благодаря этой работе Анна сделалась в 1922 году членом Венского психоаналитического общества, чего, как она утверждала, не произошло бы без участия Лу, щедро делившейся с ней идеями и примерами из собственных детских воспоминаний.
Лу высказала идею, что если с ребёнком после травмы или наказания обращаются особенно нежно, то это может породить у него чувственное заключение, что боль и любовь находятся в тесном контакте, что они следуют друг за другом, — и такое единство может закрепиться в его воображении нерасторжимой ассоциативной связью.
Лу вспоминает, как однажды отец, нежно обнимая, поранил её горящей сигаретой, и это довело его самого до слёз. Этот эпизод прочно запечатлелся в её памяти, считает Лу, именно в силу изумившего её своей интенсивностью равенства переживания боли и любви. Границы нормы и патологии становятся здесь очень зыбкими.
Не в силу ли этой смутной памяти многие люди инстинктивно боятся любви? Эта глубоко запрятанная амбивалентность чувств ещё более колоритно проступает в другом эпизоде её детства. Амбивалентность (от латинснских слов ambo «оба» и valentia «сила») — это двойственность отношения к чему-либо, в особенности двойственность переживания, выражающаяся в том, что один объект вызывает у человека одновременно два противоположных чувства.