А далее — два многочасовых допроса, второй — «откровенно жёсткий, с неудобными, даже садистскими вопросами».
В конце дня — настойчиво убеждают дать интервью репортёру Центрального телевидения В. Молчанову. Запись смонтировали на свой лад. Но главные слова Крючкова всё же оставили: «Вспоминая свой жизненный путь, думаю, что пошёл бы по нему снова. И мне представляется, что в своей жизни я не сделал ничего такого, за что моя родина могла бы обижаться на меня». Однако последующее его высказывание о том, что пять-шесть дней назад он поступил бы иначе, избрал бы другой вариант действий и не оказался бы в тюрьме, было растолковано в угоду следствию.
После всех кошмарных событий первого дня — вся ночь, целых девять часов, в дороге. Пункт назначения — следственный изолятор в Кашине. Одиночная камера в мрачном, старинном здании.
Понять состояние Крючкова можно: ещё вчера — обличённый огромной властью крупный государственный деятель, сегодня — «государственный преступник».
Но вот ведь парадокс: когда просматриваешь видеоматериалы первых допросов, телеинтервью, смонтированное Молчановым, видишь перед собой отнюдь не подавленного, а спокойного и уравновешенного, подтянутого человека.
Откуда же взялись покаянные нотки в письме Крючкова Горбачёву?
Для начала заметим, что это, в общем-то, и не письмо, а личная записка, посланная из тюрьмы. И то, что Горбачёв обнародовал её через средства массовой информации — как бы сказать помягче? — чести ему не делает.
Кроме того, накануне её написания Горбачёв раздавал направо и налево «разоблачительные» и гневные интервью, в которых полностью искажал содержание разговора с представителями ГКЧП, состоявшегося 18 августа в Фо-росе, от всего открещивался и представлял себя «узником заговорщиков». Одно из таких его интервью и услышал Крючков по тюремному репродуктору.
Подействовала на Крючкова и мощная пропагандистская кампания, развёрнутая на радио — другие источники информации в первые дни после ареста ему были недоступны. Зато радио можно было слушать практически весь день. Крючков потом признавался своему адвокату Ю. П. Иванову, что все эти осуждающие ГКЧП митинги, протесты, заявления, интервью и т. д. и т. п., которые репродуктор извергал с утра до вечера, заставили его на какое-то время и впрямь уверовать, что народ от «заговорщиков» отвернулся.
В то же время характер набиравшей силу кампании в СМИ свидетельствовал о том, что в стране разворачивается настоящая «охота на ведьм», которая может окончиться трагически не только для членов ГКЧП и их семей, но и для всех, кто поддержал действия Государственного комитета по чрезвычайному положению. Для такой тревоги у Крючкова были серьёзные основания. Уже 23 августа Ельцин подписал один из самых позорных в истории страны указов «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР»