— Сейчас идет большая беда на евреев! — вскрикнул Мотл, но отпустил голову Марии, и та прижалась к своей прабабке дрожащим телом.
— Эта беда идет на всех честных людей, это — общая беда! — сурово отрезала бабушка Александра. — Мы остаемся ждать Савву, что бы там ни было.
Так он и ушел, ее дед Мотл, а они остались в Кишиневе ждать отца.
Но в пасхальный день сорок третьего года бабушка уже сожалела, что не отпустила Марию с ее родичами в Советскую Россию. Напрасно сожалела, потому что Мария не могла бы оставить свою бабусю. Она могла бы поехать только с нею, только с бабушкой.
— Когда меня не станет, пробирайся туда, к русским. Иди им навстречу, — оказала бабушка, глядя на маковку Чуфлинской церкви. — Я уже не дождусь, чует мое сердце… Не увижу ни Саввы, ни русских…
Мария взяла ее за руку, — узловатую, морщинистую, со вздувшимися синими венами, — и сказала:
— Идем вместе.
— Я свое отходила. Вот, даже к божьей матери не смогла пойти в такой день…
Вместе с колокольным звоном доносилась к ним песня Катрины, новой их соседки. Катрина напилась с утра, едва разговевшись, — и теперь ее заунывный голос все тоскливее пел одну и ту же песню. Но ни бабушка, ни Мария не осуждали Катрину: неделю назад убили ее мужа, сцепщика вагонов. Он поспорил в корчме с легионерами, кажется, напомнил им о Сталинграде. Могло ли это понравиться пьяным легионерам? Один из них выстрелил в живот Катрининому мужу. И тогда ее сын Георг, который был в корчме вместе с отцом, всадил этому легионеру нож в грудь по самую рукоятку. Как удалось Георгу убежать? И где он теперь скитается, где прячется? Катрина перебралась на новую квартиру, но вместе с нею перебралась сюда и ее беда. От беды не скроешься, ее носишь в себе. И молитвами не замолить и вином не залить. Так говорила бабушка Александра.
— Ты видела ее сына, Георга этого? — спрашивает Мария. — Какой он? Смелый, правда?
— Видела. Он часто помогал Катрине, таскал мешки с овощами на рынок. Она тогда овощами торговала. Красивый парень, ученый.
— Это правда, что он учился в гимназии?
— Правда, Катрина вбила себе в голову, что ее сын будет ученым, может, даже учителем. Эти гуцулы — народ упрямый.
— Красивый, говоришь? — задумчиво переспрашивает Мария.
И бабушка отвечает:
— Будь другое время, останься тут советские, ты бы тоже училась. Если б не война, то кто знает… В красоте ты Георгу не уступишь.
— Где он теперь, бабуся?
— Катрина говорит, далеко, в горах. Да думается мне, что не так уж он далеко…
— Это хорошо, если он в безопасности, — тихо отвечает Мария, — скоро война кончится… Все так говорят.