Вы точно доктор? Истории о сложных пациентах, современной медицине и силе юмора (Фаррелл) - страница 203

— Просто позволь мне на минутку выйти. Мне надо поплакать, — говорил я ему.

В своих многочисленных жалобах Джо был надежен и последователен. И даже утешителен в нашем все быстрее меняющемся мире. Хоть и не совсем.

Я страдал, и теперь, наконец, настала очередь других пострадать.

Помню, как в последний день работы я стоял в дверях и смотрел на свой кабинет.

Помещение, где я провел так много лет своей жизни, где я пережил так много поражений, всегда веря, что могу сделать что-то лучше для кого-то другого, если не всегда для себя.

И за эти годы я совершил несколько трагических ошибок, понятных в ретроспективе, но разум и чувство вины не говорят на одном языке, потому что есть печаль, запеченная в глине и камне, из которых сделан мир.

Я усвоил несколько горьких уроков, но в жизни то, что полезно и правильно в долгосрочной перспективе, причиняет боль в момент, когда ты впервые сталкиваешься с этим.

Потрепанные дипломы на стенах, стул, на котором отпечатались мои ягодицы. Так много воспоминаний, есть и хорошие, и плохие, и забавные, и слегка тошнотворные, есть миллион историй развратного кабинета. Это больше, чем просто кабинет, это плавильный котел, повидавший все — от здоровых, озабоченных своим самочувствием, до первых холодных намеков на смерть.

Там, в углу, спрятан канареечно-желтый контейнер для острых предметов, в который маленький Чарли каким-то образом ухитрился засунуть голову (по его крикам мы догадались, что он застрял). Как же мы смеялись!

— Может, нам его вытащить? — спросила мать.

— Только если хотите, чтобы он выжил, — сказал я. — В противном случае это необязательно.

А там, на стене спокойного рвотно-зеленого цвета, виднеется едва заметное пятно, свидетельство того, что сальная киста Джо брызнула во все стороны, когда он на нее надавил. В этом не было ничего хорошего: едкая казеозная субстанция каскадом ливанула по всему кабинету. Она оросила стены и потолок, компьютер, стол и, в соответствии с универсальными правилами юмора, мою рубашку от Ральфа Лорена. Еще пару недель пахло так, точно здесь сдохла кошка, и пациенты иногда падали в обморок (так что все было не напрасно).

— Ради бога, Джо, — сказал я.

— Извини, — сказал он, всегда готовый к остротам, — я не знал, что существует протокол.

Я был либо счастлив уйти, либо опечален тем, что ухожу, — и одно вероятнее другого.

— Давай выбираться отсюда, — сказал я себе.

— Согласен, — ответил я.

Остальное — молчание.