<…> Попытки, поначалу неумелые, самца вводить в генитальные пути самки часть своего тела и свой генитальный секрет напоминают попытки ребенка, поначалу неловкие, затем все более решительные, добиться силой, при помощи организации эротического влечения, возвращения в утробу матери и пережить, по крайней мере частично и символически, «рождение» и в то же время как-то его «отменить». Эта точка зрения совпадает с точкой зрения Фрейда: действительно, он считает, что разные способы спаривания, наблюдаемые в животном мире, являются своего рода биологическими моделями разных форм выражения инфантильной сексуальности и извращенных практик.
<…> Эта мотивация может заключаться в стремлении восстановить потерянный образ жизни во влажной среде, содержащей питательные вещества, другими словами, вернуться к водному существованию в богатой пищей материнской утробе. Мать, согласно концепции «обратного символа», чью полезность мы наблюдали неоднократно, в действительности есть символ и частичный субститут океана, а не наоборот. Я уже говорил о том, как мы представляем себе положение вещей: подобно тому, как зародышевые клетки высших животных погибли бы без утробной защиты, как любое потомство, появившееся на свет, умерло бы без материнского ухода, — так же и все животные виды исчезли бы в момент катастрофы высыхания, если бы их выживание не было обеспечено во время адаптации к земной жизни благоприятными случайными обстоятельствами и попытками регрессии к экто- и эндопаразитической жизни. Наконец, высшие позвоночные сумели организовать внутреннее оплодотворение и внутриутробное развитие, успешно комбинируя таким образом форму паразитического существования и желание регрессии в мир Талассы.
<…> Если бы мы признали, что и оплодотворение вообще является повторением примитивной катастрофы, подобно катастрофе, находящейся у истоков оплодотворения через спаривание в животном мире, то мы, возможно, не должны были бы отказываться от нашей теории генитальности и могли бы попробовать согласовать ее с неоспоримыми данными «предгенитальной» биологии. Для этого нам достаточно предположить, что акт спаривания и акт оплодотворения, тесно связанный с первым, представляют собой слияние в единое целое не только индивидуальной катастрофы (рождение) и последней катастрофы, пережитой всем видом (иссушение), но и всех катастроф, произошедших с момента появления жизни; так, оргазм есть не только выражение внутриутробного покоя и безмятежного существования в более приятной среде, но и того покоя, который предшествовал появлению жизни, мертвого покоя неорганического существования.