Оплодотворение, то есть выход, найденный в связи с предшествующей катастрофой, возможно, послужило моделью слияния в единое целое инстинктов оплодотворения и спаривания, прежде независимых. Образцовое значение оплодотворения для способа, которым индивидуум реагирует на нынешние пертурбации, не исключает гипотезы, согласно которой остатки напряжений, созданных катастрофами как актуальными, так и онто- и филогенетическими, являются для индивидуума лишь болезненными и неприятными производными и как таковые, следуя законам автономности, должны быть устранены[84].
«Противопоказания к активной технике» (1926)
(Psychanalyse III, Paris, Payot, 1974, p. 360–378)
Этим текстом отмечен конец периода, в котором Ференци проповедовал использование «активной техники». В данной статье он критикует, безо всяких уступок самому себе, метод и способы применения «активности», которую отстаивал до этого. Он констатирует ограничения и соглашается, что предпочтительнее отказаться от этой техники, поскольку она не только усиливает сопротивление пациентов, но и приводит к удовлетворению, даже усилению их мазохистских позиций во время курса лечения.
<…> До настоящего времени я не хотел углубляться в связь между повышением напряжения, вызванным техническими приемами, с одной стороны, и переносом и сопротивлением, с другой стороны[85]. Сейчас мне бы хотелось скорректировать насколько возможно это упущение и заявить со всей уверенностью, что метод активности в той мере, в какой он через отказы, давления и неприятные запреты усиливает психическое напряжение с целью добыть новый материал, неизбежно увеличивает резистентность пациента, то есть побуждает «Я» больного сопротивляться аналитику. Это в особенности касается старых привычек и черт характера пациента, торможение и систематический анализ которых я считаю одной из задач метода активности. Вышеуказанная констатация имеет не только теоретическое значение. Из нее проистекают важные практические последствия, которые, если ими пренебречь, могут помешать успеху лечения. Такое отношение «Я» к фрустрации говорит в первую очередь о том, что анализ никогда не должен начинаться с активности. Наоборот, «Я» следует долгое время щадить или, по крайней мере, подходить к нему с большой осторожностью — в противном случае стойкого позитивного переноса достичь не удастся. Активность как мера фрустрации приводит, таким образом, к пертурбации и разрушению переноса; как таковая, она, возможна в конце лечения, но при неудачном применении она неминуемо нарушит отношения между врачом и анализандом. Слишком строгое ее применение несомненно приведет к побегу больного от аналитика, так же как и грубые комментарии «диких психоаналитиков», которые отчуждают «Я» пациента своими сексуальными разъяснениями. Отсюда не следует вывод, что активность полезна только как разрушительный прием в момент ликвидации переноса; она может пригодиться и в середине лечения, если трансферентная любовь достаточно сильна; но, во всяком случае, необходим большой опыт, чтобы оценить, что можно предлагать пациенту. Молодым специалистам не следует начинать свою карьеру с метода активности, а стоит придерживаться классического метода, длительного, но из которого можно извлекать уроки. Здесь действительно существует большая опасность, о которой я говорил неоднократно. Рекомендуя этот метод аналитикам, которые, будучи уверены в своих знаниях, уже могут на него отважиться, я задавался целью внедрить в практику часть «будущих возможностей психоаналитической терапии», на которые возлагал надежды Фрейд. В руках новичка активность может спровоцировать возврат допсихоаналитических приемов суггестии и авторитарных мер.