Инцестуозное соблазнение происходит обычно так: взрослый и ребенок любят друг друга; у ребенка возникает игровая фантазия сыграть роль матери в отношении взрослого. Эта игра может принять эротическую форму, но все же остается на уровне нежности. Иное происходит со взрослыми, имеющими психопатологическую предрасположенность, особенно если их душевное равновесие или самоконтроль были нарушены каким-нибудь несчастьем, приемом наркотиков или токсических веществ. Они принимают игры детей за желания индивидуума, достигшего половой зрелости, и втягиваются в сексуальные действия, не думая о последствиях. Реальные изнасилования девочек, только что перешагнувших порог раннего детства, сексуальные отношения между взрослыми женщинами и мальчиками, а также принуждение к гомосексуальным актам случаются часто.
Трудно представить состояние и чувства детей после таких насильственных актов. Первой их реакцией должен бы быть отказ, ненависть, отвращение и яростное сопротивление: «Нет, нет, не хочу, слишком сильно, больно, оставь меня!». Такой или похожей на это была бы сиюминутная реакция, если бы она не была ингибирована сильным страхом. Дети чувствуют себя физически и морально беззащитными, их личность еще очень слаба, чтобы протестовать даже в мыслях, подавляющая сила и авторитет взрослых заставляют их молчать и могут даже привести их к потере всякой веры. Но этот страх, достигая кульминационного момента, заставляет детей автоматически подчиниться воле агрессора, угадывать его малейшие желания, уступать, полностью забыть о себе и идентифицироваться с агрессором. Путем идентификации, то есть интроекции агрессора, тот исчезает как внешняя реальность и становится внутрипсихическим; но то, что является внутрипсихическим, будет подвергнуто — в состоянии похожем на сон, каковым является травматический транс, — первичному процессу, то есть может, следуя принципу удовольствия, быть смоделировано и трансформировано позитивным или негативным галлюцинаторным способом. Так или иначе, агрессия перестает существовать как внешняя и застывшая реальность, и в течение травматического транса ребенку удается сохранять предыдущую ситуацию нежности.
Но значительное изменение, спровоцированное в уме путем тревожной идентификации со взрослым партнером, — это интроекция чувства вины взрослого; игра, до этого момента безобидная, предстает теперь как акт, заслуживающий наказания.
Если ребенок приходит в себя после такой агрессии, он находится в сильнейшем замешательстве; собственно говоря, он уже расщеплен — одновременно невиновен и виноват, а уверенность в своих собственных чувствах подорвана. К этому добавляется грубое поведение взрослого, раздраженного и мучимого угрызениями совести, что заставляет ребенка еще сильнее осознавать свою вину и еще больше стыдиться. Почти всегда агрессор ведет себя так, будто ничего не случилось, и тешит себя мыслью: «Да он всего лишь ребенок, он ничего не понимает и все забудет». Мы часто видим, как после такого события соблазнитель начинает придерживаться строгой морали или религиозных принципов, стараясь суровостью, проявляемой к ребенку, спасти его душу. <…> Ребенок, подвергшийся насилию, автоматически становится существом послушным или упрямым, но он уже не способен дать себе отчет о причинах такого поведения. Его сексуальная жизнь не развивается или принимает извращенные формы; мы уж не говорим о неврозах и психозах, которые могут последовать из этого. Важной, с научной точки зрения, является для нас гипотеза о том, что