Слова Фишмана о повороте в судьбе многих людей были неслучайными — ведь в начальный период работ имели хождение и такие настроения: мол, сделаем Бомбу и разъедемся по домам. Подобные мысли были вполне естественными — все приехали на «Объект» из столицы, из других крупных городов, и затерянный в лесных массивах поселок как родной дом не ощущали. Но теперь становилось понятно, что домом для большинства на всю жизнь станет именно он — уже убранный с новых географических карт поселок Сарова, уже лишенный старого названия и еще не заслуживший нового.
Понимал это и Фишман.
ПОСЛЕ успешного подрыва РДС-1 участники и свидетели испытания, находившиеся в разных местах полигона, составляли донесения о личных впечатлениях при «наблюдении явления».
Вот весьма обширный набор кратких характеристик взрыва, взятый из официальных рапортов: «Сильная мгновенная вспышка» (генерал Комаров, инженер-подполковник Новаковский, капитан Прошин); «Раскаленная полусфера диаметром около 4 солнечных дисков» (Б.А. Никитин); «Большой светящийся полукруг» (И. Старик); «Полусфера огненного цвета и «золотого» цвета» (А.П. Виноградов); «Яркая вспышка» (К.К. Аглинцев, Я.Б. Зельдович, Д.А. Франк-Каменецкий, В.И. Алферов, подполковник Михайлов и старший лейтенант Ф. Холин); «Белый яркий свет» (Г.В. Андреев); «Яркость в несколько раз больше солнечной… Ярко светящаяся зона» (Б.С. Джелепов); «Большая световая вспышка (генерал-майор артиллерии Колесников); «Большое яркое белое пламя» (шофер Я.М. Черников); «Яркая, чрезвычайно мощная вспышка» (инженер-подполковник И.В. Ремезов); «Мгновенное, огромное пламя-вспышка» (полковник Угрюмов).
В рапорте Духова имеется неожиданная оценка: «Шар был сочный…….Так мог бы сказать художник, но вот же — сказал инженер. И сказал так, что для художника — если бы он, не видя взрыва воочию, попытался его передать на холсте — свидетельство Духова было бы, пожалуй, наиболее ценным и информативным.
Фишман через сорок лет описал взрыв так: «Оповещение — ослепительная вспышка, затем — раскатистый грохот…». Потом прибавил: «Стальная башня и ДАФ полностью испарились.»
Вряд ли, вспоминая в конце 80-х тот день, Давид Абрамович вспомнил «ДАФ» случайно. В эпицентре первого взрыва он после взрыва не был, там тогда вообще побывало очень немного людей — вначале одни дозиметристы. Во второй половине дня 1го сентября Курчатов и Завенягин направили в центр поля в сопровождении дозиметристов Зернова, Щелкина и двух фотографов. И — все.
Но мыслями на той пережженной в стекло и труху земле были многие. Да, собственно — все. Однако у Фишмана к тому был особый повод. Еще недавно рядом с Башней стояло «его» здание, и вот оно не развалилось, не сгорело, а испарилось'. И хотя Давид Абрамович имел натуру инженерскую, то есть — не так чтобы впечатлительную, такая мысленная картина не могла не поражать любое воображение.