Мы, впрочем, имеем точное описание того, во что превратился «ДАФ» и местность вокруг него. Курчатов и Завенягин в своем докладе Берии о 10-минутном посещении центра поля Зерновым и Щелкиным, сообщали:
«Было установлено, что башня и здание ДАФ (сборочная мастерская изделия) полностью разрушены; на месте башни образовалась воронка диаметром около 4 метров и глубиной 1,5 метра, на дне видны остатки железобетонного фундамента. На месте здания ДАФ сохранилось немного кирпичного щебня, а также остатки железобетонных фундаментов. В центре, метров 25 по радиусу, вся почва взрыхлена и превращена в мелкую пыль. За указанным расстоянием от центра на поверхности почвы образована корка толщиной до трех сантиметров расплавленной почвы.».
А 2 сентября 1949 года Фишман самолетом улетел с полигона домой вместе с Флеровым, Давиденко и Ширшовым. Летели через Свердловск, прилетели туда поздно и до гостиницы добрались ночью. Все магазины закрыты, гостиничный ресторан — тоже. «А есть очень хочется — вспоминал Давид Абрамович. — Пошли в дежурный гастроном (напротив театра музыкальной комедии)».
Ночь… Летняя столица Урала — по-ночному пустынная, но, все же, наполненная жизнью большого города, такой отличной от той, которой жил Фишман последние два «полигонных» месяца. Напряжение постепенно спадало. Впереди были дом, «бабье лето» среднерусской осени в заповедных лесах. И впереди была новая работа — теперь уже по совершенствованию того, что было испытано неполную неделю назад.
О чем думал Давид Абрамович, пролетая 3-го сентября 1949 года над Уралом, над Волгой, над ставшими уже родными лесами Средней полосы России, сейчас можно лишь гадать.
Но вот опять его запись в блокноте 1989 года: «Прежде всего усилия были направлены на успешное доказательство теоремы существования. Только успех 1-го испытания лишал США достигнутой на 4 года монополии. Причем за монополией, как и следовало ожидать, последовал шантаж, особенно после кончины Ф. Рузвельта».
Теперь советская «теорема существования» была «для случая РДС-1» убедительно доказана.
Однако Фишмана и его коллег ждали новые «теоремы», и их тоже надо было доказывать — раз за разом успешно.
Впереди была жизнь, занятая все более усложняющимся делом, в котором обязанности и ответственность Давида Абрамовича тоже все более возрастали.
Развивался «Объект», развивался и рос Фишман — как личность, как профессионал. И достаточно быстро наступило время, когда он уже сам влиял на формирование и рост своих подчиненных, своих младших товарищей и соратников.