И я жду, завлекаю, подавляю, пеленаю.
Но охотник беспокоит меня, и сладостного азарта, что заставляет сок наш струиться быстрее, не приходит, лишь душная, как перед грозой, тревога.
Что же ты за человек, зачем пришёл сюда, что ищешь?
Вкушу твоё тело и узнаю обо всём!
* * *
Подступает ночь, силки пусты, плещет вода в ручье. Охотник стоит на границе круга, вычерченного костром, лицо его бледно, отчётливо видны старые шрамы, следы усталости и печали, но глаза смотрят зорко. Красивое лицо, но у Леса тысячи ещё красивее.
Я вглядываюсь в его глаза, тянусь и склоняюсь. Я так близко, что даже на мгновение забываю, что близость — всего лишь игра, ведь охотник буквально стоит внутри меня. В Лесу, в моём чреве, в чреве Леса.
Тяну ветвь-ладонь-руку… И на мгновение отражаюсь в зрачках охотника. Знаю, что он всё равно не увидит меня ни за что. Да только это мне не важно! Важно то, что вижу именно я.
Вцепляюсь в него прежде братьев и сестёр, что растут со мной из одного корня, прорываю его тело, раскрываю чудовищным цветком рёбра, но только для того, чтобы смотреть в диковинно расширившиеся глаза, ради того, чтобы обнять и сжать его трепещущее сердце. И видеть…
* * *
Трепетал и почти погас костерок, и сгущалась тьма. Не шумел ручей, только пруд зацвёл, да пахла тиной мгла. На коленях у самой воды стоял, боль не пережив. Голос тонкий от крика дрожал, дрожал, будто перелив.
Распевался в старых кустах тогда соловей во тьме, прорастал Лес в меня, прорастал насквозь, прорастал во мне. Раскрывался внутри, затмевал собой весь мой прошлый мир, и в ночи, в той ночи глухой, кем тогда я был?..
* * *
Последний раз с хрипом вдохнул охотник, сплюнув кровь. Глаза его погасли, и больше в них было не увидеть никакого прошлого. Тело тут же дало жизнь новым росткам, и в тот миг, когда его соки влились в наши изголодавшиеся тела, я услышал одно-единственное имя и уже знал, что оно — моё. Брат мой принёс мне его, брат, что ушёл за мной на поиски. Тот, с кем не ладили мы никогда, но теперь-то… теперь-то поладим. Теперь братские узы в сотни раз крепче, в тысячи раз прочней, теперь он накормил меня, я дал ему вторую жизнь. Теперь все прошлые обиды забыты, а новых никогда не будет…
Ведь мы — одно.
Ведь мы — Лес. Я — Лес.
Тот, кто некогда имел иное тело и лицо, ставил силки на зайцев, бродил от дома к дому, от деревни к деревне…
Я — Тик.