К этой подошёл каменный ключ.
Замок почти не упрямился — чем выше по лестнице, тем суше становился воздух, и механизму уже не угрожала ржавчина. Если этот механизм вообще был из металла. Так или иначе, петли тоже повернулись почти бесшумно, дверь отошла в сторону.
Снова ступени, снова виток за витком. Теперь откуда-то сверху лился приглушённый свет, но с каждым шагом он становится ярче, темнота расступалась и даже паутина как будто исчезла, но на камнях вновь появился песок, он серебрился, казался лёгким и воздушным, напоминал, что за стеной есть безграничный океан, которого было почти не услышать здесь.
А потом лестница сделала последний поворот. Выход в круглую комнату, спрятавшуюся под хрустально-стеклянным колпаком, загораживала решётка. Она была такая частая, что даже ладонь не проходила дальше.
* * *
…Последний ключ отыскался в центре города. В фонтане.
Посреди большой и светлой площади, которую окружали невысокие, удивительно изящные здания из белого камня, располагалась каменная чаша, похожая на раскрытый цветок. Сердцевинка его, омываемая струями щебечущей воды, сияющей алмазами в солнечном свете, была занята дивной статуей — хрупкая фея с флейтой в руках запрокинула голову к небу, поднесла свой инструмент к губам… Ах, как прекрасен был её облик! Как должна была звучать её дивная музыка.
И вот на поясе этой статуи поблёскивал хрустальный ключ на потемневшей от воды цепочке. Скульптор был столь талантлив, что фея казалась живой, но полупрозрачный ключ привлекал внимание гораздо сильнее.
Забрать же его из фонтана оказалось не так-то просто, площадь была оживлённым местом. Пришлось ожидать тут до самой ночи, пока, наконец, не разбрелись по домам все гуляки.
Промокнув насквозь, я всё-таки смог взять ключ в ладони. Цепочка на удивление легко подалась одному сильному рывку. Холодный и влажный, ключ теперь маняще поблёскивал в моих пальцах, а стоило поднести его к губам и выдохнуть воздух, как он запел — и голос его был лучше самой прекрасной флейты…
* * *
И вот я с трепетом вложил его в замочную скважину на решётке. Он повернулся мягко, почти беззвучно, лишь механизм замка внутри тихонько скрипнул и звякнул, будто бы соглашаясь с проникновением. Решётка только однажды скрежетнула по каменному полу, усыпанному песком, и впустила меня в фонарь маяка.
В центре дрожало пламя. Оно горело само по себе в колбе, которая мягко и медленно вращалась, отчего световой луч то скрывался, то вновь пронзал уже сгустившуюся вокруг маяка тьму.
Ночь наступила, пока я поднимался сюда.
Раз за разом луч света прочерчивал комнату по кругу, и я рассматривал всё новые удивительные вещи — тут и там были рассыпаны шахматные фигурки, кое-где шуршали от залетающего под треснувший колпак ветра почти рассыпающиеся карты, сухие мотыльки усыпали круглый стол, в центре которого и жило негаснущее пламя за хрустальной стенкой…