В тишине, в темноте прорастает сквозь ткань сновидения имя твоё. Неведомое и невысказанное, стелется туманом, набирает сок зелёным ростком, колышется, свивается, прядётся и скоро пробивает неплотный кокон, являя себя предрассветному сумраку. Смотрится в небо, где нет облаков и нет звёзд, где только светлая голубизна затаилась, ожидая рождения солнца.
Ни вздоха, ни ветра, никакого колыхания воздуха, всюду расстилается тишь, и нет ни теней, ни мрака, ни бликов, ни света. Пограничное состояние между тем и этим замирает, застывает льдинкой и тихонько гудит, точно ждёт, когда же первый луч расколет, извлечёт звук, и имя, невысказанное, непроизнесённое, обретёт тело в мелодике звучания.
Мгновение тянется медовой патокой, течёт так неспешно, что будто стоит. Небеса чуть светлеют, наливаются неясным сиянием, но всё это слишком зыбко, чтобы не принять за воплощение собственного желания, за самообман, за грёзу и сон наяву.
Но вот тонким краешком, огненным языком на востоке облизывается небо. Приотворяется рот горизонта, видно лишь тонкий серп, нестерпимо полыхающий алым и золотым. Всё вокруг вздыхает, просыпается и тянется вперёд, забывая в бывшей тишине о невысказанном и неугаданном имени. Но и оно растёт, обратившись травинкой, былинкой, полевым цветком, растёт, внутри себя сохраняя собственную неспетость.
Крики птиц, дыхание пробуждённого ветра, шорох трав и листвы — всё обретает мелодию, ритм, чёткость, катится волной, эхом отражается от склонов холмов, грохочет и ворчит вдаль по долине. Огненный язык становится больше, яростно бледнеет, рассыпая по небесам ало-розовый румянец.
Росток имени качается вместе со всеми, но безмолвен, точно именно рядом с ним кто-то выключил звук. Всё в мире радуется, бежит и летит, а имя растёт и вызревает, пока не распускается красивым, но неизвестным цветком, трепещет под порывами утреннего ветра.
Прислушавшись к этому неясному шелесту, к тончайшему шёпоту эфемерных лепестков, ты — единственный, кто в этом мире пока лишён самого себя, — наконец-то слышишь первый звук, не оформленный буквой, первый вздох, который катится в твоей груди, впечатывается в сердечную мышцу, отдаётся протяжным стоном в причудливом инструменте позвоночника.
Это ещё не ответ, только частица вопроса, ещё не символ, но уже первых взмах кистью для каллиграфии. И скоро на чистейшей бумаге души проступает первый мазок. Не время рассматривать его, не время о нём размышлять. Цветок имени продолжает тянуться вверх, выпускает новые плети, обволакивает ствол выросшего рядом деревца, ползучей лианой бежит по его ветвям, выбрасывая один за другим бутоны.