— Нет, — сказал Сёма, подбирая кинжал. — Мы ведь его затупили.
Саша забыл отключить звук у телефона, и тот, разумеется, зазвонил в самый неподходящий момент. Великовский, разгоряченный творческим процессом, вспылил и велел ему удалиться из зала.
Незнакомый номер. Делать ему больше нечего, как мешать людям работать?
— Что-то срочное? — спросил Саша. — А то у нас репетиция. Насчет завтра я помню.
— Почему завтра? — застрекотали в трубке. — Мы на сегодня договаривались. Вы у нас ботиночки меряли, только нужного размерчика не было. Курьерчик уже подъехал, привез ваш заказик, можете получить.
Саша оплатил свой заказик и получил у курьерчика коробку… коробочку. Да нет, коробку, неожиданно большого размера. Что ж, по крайней мере, у него теперь будут ботинки. Он уже и не надеялся обрести их этой зимой. Ему не терпелось досмотреть репетицию, поэтому он решил вернуться прямо с коробкой, надеясь, что Великовский ее не заметит. А если и заметит, помешают ему, что ли, Сашины ботинки?
Но когда он явился в зал, оказалось, что все уже кончилось, Ваня куда-то упорхнул, Гульнара отправилась примерять платье, а Великовский недоверчиво пробует пальцем лезвие Сёминого кинжала.
— Точно не порежешься?
— Нет. Ну видишь же, совсем тупой.
— Ладно. А то я, знаешь, не терплю крови… Даже бутафорской боюсь. Сразу слабость в коленках. А, Саша! Что-то я хотел тебе сказать…
— Это насчет нашего с Сёмой ду… — начал Саша обреченно и осекся.
Сёма замахал на него руками из-за спины Великовского и сделал страшные глаза, как совсем недавно в сцене с Эболи.
— Да-да? — поднял брови Великовский.
— Насчет нашего… насчет нашего дурацкого поведения. Ну, чтобы мы не смешили Ваню в той сцене у склепа. Мы больше не будем, правда, — сказал Саша постным голосом.
— Не будем! — усердно закивал Сёма.
— А, ну да, это хорошо. Но мне кажется, что-то еще я хотел обсудить…
— Саше сегодня нельзя говорить, — напомнил Сёма.
— Ладно, — нехотя согласился Великовский. — Идите пока. Отдыхайте.
И они отправились отдыхать.
— Мне нужно кое-что тебе рассказать.
Сёма хотел было возразить, но Саша предостерегающе поднял руку:
— Молчи! Если я сегодня еще хоть раз услышу, что мне нельзя говорить, я… действительно перестану с вами разговаривать! Навсегда.
И он наконец рассказал эту дикую вчерашнюю историю. Облеченная в слова, она показалась ему самому совсем глупой и какой-то ненастоящей. Хоть бы какое-нибудь вещественное доказательство у него осталось! Оно, впрочем, осталось: немного придя в себя вчера вечером, Саша обнаружил, что его пиджак лежит на полу и промок насквозь, словно побывал в луже воды. Но за прошедшее время он успел высохнуть, и теперь Саше нечем было подкрепить свои слова, которые звучали бредом сумасшедшего.