Задумавшись, он угодил в заросли бутафорских елок, заготовленных в правом кармане сцены для завтрашней утренней «Снегурочки». Это хорошо, что «Снегурочка», очень кстати она подвернулась, как раз нужный люк в ней задействован… А вот и он. Ваня немного подумал и встал на колени. Так он будет все-таки еще чуть-чуть ближе к панели управления. Он закрыл глаза и представил себе эту панель, которую видел много раз. Она совсем рядом, прямо под ним. Если он может поднять концертный рояль… ну почти может… то и платформа его послушается. Только надо настроиться. Что-нибудь надо вдохновляющее, это всегда помогает. И прогнать из головы лишние мысли. Здесь только он и музыка. И тихая темная ночь.
Горели звезды…
Благоухала ночь…
Это только начало. Сейчас все получится. Сейчас. Не надо спешить.
Дверь тихо отворилась,
Услышал я шелест одежды…
Вошла она
И на грудь мне упала…
Он провалился в пение, как в люк, о котором почти позабыл. Кажется, никогда еще ему не пелось так легко, никогда звук не был таким глубоким и летучим. Наверное, потому, что нет слушателей. Всегда получается лучше всего, когда тебя не слышат.
Как легкий дым,
Вдруг быстро все исчезло.
Мой час настал, да!
И должен я погибнуть,
И должен я погибнуть…
Но никогда я так не жаждал жизни!..
Не жаждал жизни…
Он открыл глаза. В слабом свете фонарика слегка блестело покрытие сцены — и зиял черный провал люка. Получилось! Черт возьми, получилось! Браво, Иван!
— Браво, — негромко сказал кто-то у него за спиной.
Он вскочил, чуть не сверзившись в люк. От темных елок за пределами сцены отделилась такая же темная фигура, закутанная не то в длинный плащ, не то в мантию. Отделилась и медленно двинулась к нему, чуть шелестя одеждой.
— Что это на тебе такое? — спросил Ваня, когда отдышался и вновь обрел способность говорить членораздельно. — Похоже на старую занавеску.
— Это халат, — обиделся Саша.
— А… что ты здесь делаешь? В этом… в халате?
— Под покровом ночи осуществляю тайный замысел, направленный против деспота и тирана, причины всех наших несчастий!
— Ты про Великашу? — догадался Ваня.
— Ага. Помнишь ночную рубашку? Я тут во время генерального прогона подумал… ну то есть окончательно убедился… не могу я выходить к публике в таком виде. На премьере буду петь в халате. Пусть он меня потом выгонит к чертям, я готов пострадать во имя искусства! Но на премьере я буду в халате.
— Мне кажется, я этот твой халат уже где-то видел.
— Так Дон Жуану такой же шьют. А этот я… украл, — признался Саша, понизив голос и воровато оглядываясь на елки.
Елки осуждающе молчали.