У Вани сдали нервы, и он выпалил:
— Когда мы пришли, тут уже так все и было!
На этот раз Святослав его услышал. Он медленно поднялся на ноги и оглянулся на них. Лицо его ничего не выражало, но глаза… глаза были подернуты мутной пеленой, они уставились на Сашу невидяще, бессмысленно и безжалостно. В затылок снова вонзилась сухая звонкая заноза, и Саша от неожиданности со свистом втянул сквозь зубы воздух. Ваня отчаянно навалился на дверцу, запершую его в шахте подъемника, но она даже не дрогнула. Платформа ведь уже поехала вверх, теперь дверь не откроется, предохранитель не позволит.
Если перемахнуть через перила и броситься к выходу… Позвать на помощь… Но Ваня останется здесь один, и так ли надежна окажется дверь, если к ней приложит свою медвежью силищу Святослав?
— Послушай, — сказал Саша дрогнувшим голосом. — Давай поговорим. Объясни… или, хочешь, сначала мы объясним?
Он сделал незаметное, как ему казалось, движение к перилам, но нечаянно задел висевший на них халат, тот соскользнул на пол… И Святослав, словно получив долгожданную отмашку флажком, вдруг в два прыжка оказался рядом. Саша ударился головой о дверь капсулы, огромная лапища Святослава сжимала ему горло, что-то отчаянно кричал Ваня. Хватка на шее чуть ослабла; вырваться Саша не смог, но немного воздуха проникло в его разрывающуюся от боли грудь. Затянутые пленкой глаза Святослава были совсем рядом, и только теперь, глядя в них, Саша понял: это не сон, не кошмар, не галлюцинация… это пришел его конец. Он попытался вдохнуть еще, и словно со стороны услышал собственный хрип, потом в ушах зашумело, а потом…
Ваня запел. Его пение доносилось как будто откуда-то издалека и звучало не громче, чем мяуканье котенка.
Песнь моя летит с мольбою
Тихо в час ночной…
Святослав дернулся, мертвящий взгляд его глаз оторвался от Саши, и вдруг сразу стало легче дышать. Он снова попытался освободиться, но тщетно.
В рощу легкою стопою
Ты приди, друг мой…
Боковым зрением Саша заметил, как что-то промелькнуло в воздухе. Он скосил глаза.
Колыхаясь и трепеща, переливаясь всеми оттенками засахаренного вишневого варенья, по воздуху скользил его халат. Господи, Ваня, зачем?!
При луне шумят уныло
Листья в поздний час…
Халат повис над головой Святослава, словно в нерешительности, почти задевая его волосы рукавами. Ванин голос источал мед и патоку.
И никто, о друг мой милый,
Не услышит нас…
Не услышит нас!
Халат вздулся парусом, призывно простер к Святославу рукава — и вдруг упал на него и закрутился жгутом вокруг шеи. Святослав выпустил Сашу и схватился теперь уже за собственное горло. Послышался треск разрываемой ткани, оторванный рукав полетел в сторону, Святослав потерял равновесие, инстинктивно взмахнул руками и повалился с лестницы на пол, увлекая за собой Сашу. Хрустнули перила, потом хрустнуло что-то еще, перед глазами взметнулся сноп золотистых точек… и наступила темнота.