— Она у себя, делает дыхательную гимнастику, — сказал Ваня, не открывая глаз и, кажется, даже не просыпаясь.
— Точно? Ладно. А Гульнара?
— Она придет… позже.
— Позже — это когда? Точно придет? Она звонила тебе? А если не придет?
Ваня все-таки приоткрыл один глаз, пожал плечами и замурлыкал:
Скажи, придешь ли, дева красоты,
Слезу пролить над ранней урной
И думать: он меня любил,
Он мне единой посвятил
Рассвет печальный жизни бурной…
Великовский не успел выплеснуть на него свое негодование, потому что заметил Сашу.
— А ты почему не одет?!
— Я сейчас, — заверил его Саша, — я уже иду.
И действительно пошел, даже побежал в свою гримерку. И костюм, и грим у Филиппа были довольно простыми, Великовский настоял на том, что Сашу не надо искусственно старить. Но все равно нужно поторопиться. И тоже сделать гимнастику. И успокоиться.
Не похоже, чтобы остальные переживали так же, как он. Впрочем, оно и понятно. Вера — железная леди, сколько у нее было таких премьер, сколько оваций, сколько заполненных залов, требовательных и строгих, не таких, как в их милом, почти провинциальном АВОТиЯ, где публика не мнит себя искушенным знатоком и не приносит в зал за пазухой гнилые помидоры и тухлую селедку, как это случается в местах более просвещенных, утонченных и рафинированных. Вере не о чем беспокоиться сегодня. Сёма вообще ничего не боится. У него всякое бывало за долгие годы работы, в том числе неудачи, которые Саша даже мысленно боялся примерить на себя… он бы, наверное, не выдержал, ушел из профессии, не смог бы даже вспоминать об этом. А Сёма ничего, вспоминает и рассказывает. То ли все предыдущие и дальнейшие успехи обеспечили ему запас прочности, то ли он просто… вот такой. Ну а Ваня — он сейчас на пике своей формы, вокальной и физической. Вот уж в ком сомнений нет, публика будет в восторге от своего любимца. И Полина была бы в восторге.
Не надо вспоминать про Полину. Не сегодня. Хотя если бы не она, ничего бы этого не было. Но не надо, лучше подумать наконец о своей роли. Настроиться.
Ella giammai m'amò…
No, quel cor è chiuso a me,
Думать о спектакле и о музыке, напомнил себе Саша. Вообще повезло ему. Как же ему повезло! Теперь-то он твердо знает, что это случайность, и если бы не вся эта петрушка с его супергеройством, не видать бы ему Филиппа как собственных ушей. Да и плевать, не важно, чему там он обязан этой своей нечаянной удачей. Петь эту партию — счастье, настоящее жаркое счастье, чистое, высшей пробы. Надо только довериться ему. Обманывают люди, изменяет собственное тело, смеется над тобой сама жизнь. Но музыка — нет, никогда.