Приняв это решение, хотя и компромиссное, половинчатое, он сразу почувствовал облегчение. Уходить, рвать связи, обрубать нити, сокрушать и разрушать вообще легко… и даже приятно. Только это и приносит ощущение свободы, пусть и ненадолго.
Что-то вдруг треснуло и загудело у него за спиной, в затылок мягко ударила горячая волна. Он вскочил — и инстинктивно шарахнулся в сторону, еще не разобрав, что происходит. За забором на стройплощадке полыхал огонь, жадные языки пламени на глазах расползались по плитам, доскам и ящикам. Саша попятился, хотя стоял на безопасном расстоянии, и нащупал в кармане телефон. Надо звонить ноль три… да нет же, ноль один. Или сто один. Черт, как оно там… Вот это полыхнуло! Что-то у них за забором такое ядреное… потрескивает и издает отвратительный химический запах… Неправильно набран номер. Ладно, тогда сто двенадцать… Он задержал дыхание, стараясь не кашлять, чтобы услышать, когда ответят, и только тут осознал, что за забором, прямо в огне и дыму, кто-то кричит.
Он заморгал, пытаясь прогнать резь в глазах. Так и есть, там на земле человеческая фигура — пытается ползти и орет во весь голос. Пьяный, что ли, заснул с сигаретой? Или ушибся и не может идти? Где-то здесь должен быть проход в заборе. Не может ведь быть, чтобы не было… Вот он, выход, там куча мусора уже занялась. Ладно, забор хлипкий, слабенькая рабица, просто выломать одну секцию… Он вскрикнул и отдернул руку — сетка уже раскалилась. Человек за забором тоже кричал. Господи, какой же он придурок, опять забыл… Он попытался набрать в грудь воздуха, закашлялся, отскочил подальше, и снова вдохнул поглубже, на этот раз удачно.
Aestuans interius
ira vehementi
in amaritudine
Клубы дыма вздувались и набухали один за другим, жирные и мохнатые, и шевелились, как живые. За ними, в огненном мраке, что-то обрушилось, и над площадкой взметнулся сноп искр. Он зажмурился, и голос, настоящий голос, ликующе рванулся вверх вместе с лепестками пламени.
Factus de materia,
cinis elementi
similis sum folio,
Забор стоял нетронутым, зато огонь, словно раззадоренный его пением, взвился к самому небу, грозя перекинуться на ветки деревьев. Да есть ли там еще кто-то живой? Он замолчал и снова бросился вперед, прямо в плотную дымовую массу, слепо вытягивая перед собой руки и стараясь не глотать обжигающий воздух.
Пальцы уткнулись в тонкую сетку, упругую и холодную. Он открыл глаза. Огня больше не было. Не было и дыма, вообще никаких следов пожара. На строительной площадке тускло горел красный фонарик. И кругом ни души, если не считать его самого.