Но Сёме не нужно было пианино. Ему ничего не было нужно, чтобы петь. Как и раньше.
Ich such' im Schnee vergebens
Nach ihrer Tritte Spur,
Wo sie an meinem Arme
Durchstrich die grüne Flur.[1] Где ты был, Сёма, в каком сумрачном лесу пропадал? В каких туманных далях потерял самого себя? Саша разглядывал его внимательно, с тревогой искал незаметные перемены и с облегчением отмечал каждую обыденную земную деталь, которая убеждала его, что Сёма настоящий, что он не исчезнет, не растает в воздухе.
Wo find' ich eine Blüte,
Wo find' ich grünes Gras?
Die Blumen sind erstorben
Der Rasen sieht so blaß.[2] Вот он поет — и как понять, это просто пение, просто голос и хорошо знакомая мелодия, или уже что-то большее? Где грань между реальностью и волшебством в музыке? Это магия воздействует на слушателей или музыка просто запускает определенные биохимические процессы в мозге и потому воодушевляет, заставляет подниматься и идти за ней или вгоняет в забытье, вызывает восторг или страх, тоску или прилив сил?
Soll denn kein Angedenken
Ich nehmen mit von hier?
Wenn meine Schmerzen schweigen,
Wer sagt mir dann von ihr?[3] — Значит, немецкий ты тоже не забыл.
— Не забыл. Но ты ведь не это хотел проверить?
— Нет. Я хотел узнать, можешь ли ты петь по-прежнему.
— И не просто петь, а что-то еще, да? Ты расскажешь мне?
— Да, конечно. Только… — Саша помолчал, собираясь с мыслями. — Это трудно объяснить. И чтобы понять это по-настоящему, нужно много времени. А у нас его нет. Надо, чтобы ты понял сразу.
В окно снова стучал дождь. На кухне позвякивали посудой и разговаривали — приглушенно, но достаточно громко, чтобы не дать человеку спокойно поспать. Саша недовольно заворочался на диване и вдруг подскочил, ужаленный страшной мыслью — он просто задремал и это все опять был только сон?
Но нет, все было наяву. На кухне горел свет, и в дверном проеме был виден Сёма с кружкой в руках. Он с кем-то разговаривал… Ну да, конечно, Ванин голос. Он, значит, все же приехал к ним среди ночи, когда получил сбивчивое и непонятное сообщение, из которого было, однако, ясно, что Сёма нашелся. А Саша, значит, заснул, не дождавшись его, сраженный накопившейся усталостью.
Он с облегчением опустился обратно на мягкие подушки.
— Странное ощущение, да? — говорил Сёма вполголоса. — Как будто ты нашел не совсем то, что потерял. Вроде и есть я у вас теперь, а вроде и нету. Как будто это не я.
— Нет. Это совершенно точно ты, — уверенно возразил Ваня, невидимый за выступом стены. — Я тебя узнаю. Ты, когда задумаешься, делаешь вот такое вот лицо…