Да, видимо, не нуждается. Судя по их рассказам, он вообще ведет себя так же, как и раньше, не прилагая для этого ни малейших усилий. Он всегда знает, что нужно каждому из них. И каждому дает то, чего он ищет. Он, как вода, занимает собой все пустоты. Возмещает, дополняет, подыгрывает. Схватывает с полуслова. Оттеняет, уступает, уходит на второй план, когда это нужно. И легко берет дело на себя, если чувствует их усталость или робость. Ему не приходится лукавить, чтобы играть то одну, то другую роль. Видимо, это для него естественно — быть текучим, вездесущим и неуловимым. И что же, получается, в этом и есть вся его суть? Или было что-то еще, о чем он забыл? Какой он на самом деле? Что ж он? Ужели подражанье, ничтожный призрак, иль еще москвич в Гарольдовом плаще, чужих причуд истолкованье, слов модных полный лексикон?.. Уж не пародия ли он?
На одной из репетиций кто-то, посмеиваясь, сказал: «А, Онегин, лишний человек, как же, как же…» Он не понял и попросил объяснить, и ему объяснили, слегка удивившись: неужели он не писал в школе сочинения на эту тему? Да вот нет, не писал. Он и в школу-то, судя по всему, не ходил. А если и ходил, то явно не в такую, где писали сочинения про Онегина. Хотя раньше, наверное, он все равно про это знал. Лишний человек, значит. Что ж, он и в опере, названной его именем, немного лишний. Опера-то в общем не про Онегина.
Он остановился перед портьерой, быстро глянул по сторонам, соблюдая правила конспирации, и полез в карман за ключом. До назначенного времени далеко, и наверняка дверь в комнату еще никто не открывал.
Однако он ошибался: там, внутри, кто-то был. И дверь приотворена, и из-за нее доносится тихое пение.
Le gioie, i dolori tra poco avran fine;
la tomba ai mortali di tutto è confine!
Non lacrima o fiore avrà la mia fossa,
non croce col nome che copra quest’ossa!
Сёма помедлил на пороге. Теперь, когда он вернулся, им в комнате не хватает стульев, и кому-то каждый раз приходится сидеть на подоконнике. Казалось бы, чего проще — взять да принести еще один стул. Но они почему-то этого не делали. Похоже, всем просто нравилось сидеть на подоконнике, и каждый норовил занять это место первым. Вот и сейчас — в комнате никого нет, но Люша устроилась у окна и мурлычет под нос, устремив затуманившийся взгляд на мусорные контейнеры во дворе.
— Привет, — сказал Сёма. — Репетируешь?
— Ага, — Люша кивнула, не оборачиваясь, — репетирую. — И добавила, немного подумав: — То есть нет, это я так просто. Вспомнилось… У моей прабабки сегодня день рождения.